Правда, среди разведчиков возникли трения: никто не хотел оставаться присматривать за лошадьми. Но тут уже и барон свою власть употребил, выделив двоих воинов и сразу загрузив их заданием:
— Один держит всех коней на привязи и присматривает, как они пасутся, а второй следит либо за костром, либо за нашими сигналами малой лампой. Если надо, скачете верхом прямо к нам.
И первым легкой трусцой отправился вниз.
Зроаков, в общем, оказалось одиннадцать особей. И там же, у костра, спали, прикрывшись одеялами, четыре кречи.
Дозорных хоть и было двое, но сидели они у костра, мирно переговаривались, словно на задушевной рыбалке, и преспокойно прикладываясь по очереди к глиняной лейзуене с вином. Рядом с костром стояли громадная, крытая тентом повозка с двумя волами и десяток верховых лошадей. От такой беспечности и наглости врагов знаменитый командир разведчиков даже растерялся: хоть подходи и души всех голыми руками. Вначале пару раз перепроверил даже, не ловушка ли это, и только когда все расположились полукольцом для атаки, отправил вперед геройских метательниц ножей, а сам прошептал вставшей рядом Апаше:
— Как хорошо, что я согласился с предложением девчонок.
— А куда бы ты делся, — неожиданно ответила старая боевая подруга, накладывая стрелу на тетиву лука.
А три изящные фигурки уже приподнимались с земли непосредственно возле лагеря зроаков и поднимали в замахе руки с метательными ножами.
Ранним утром измученные непосильным трудом наемники завтракали без всякого аппетита и пытались подставить под первые лучи светила свои уставшие лица. Зато с особой гордостью и любовью посматривали на возведенную за ночь стену. Поэтому не сразу поняли, почему издали доносятся скрип колес и звуки громкого спора. Но вскоре возле крепости остановился странно увеличившийся в размерах отряд разведчиков, а восседающий на высоких козлах повозки барон Дроон заорал недовольным голосом:
— Ну и что вы проход в крепость только для одного верхового оставили?! Кто так строит?! Как мы теперь внутрь трофеи затаскивать будем? Или кто-то из вас летать научился?
Вставленные крест-накрест лесины вынули быстро, всадники и трофейные лошади проехали легко, быков протолкнули с колоссальным трудом, а вот огромную повозку пришлось разгружать, разбирать, и только после этого она оказалась внутри крепости.
К тому времени все знали суть ночной вылазки, ее итоги и причину ожесточенного спора.
Объектом атаки разведчиков стал передвижной отряд собирателей корней суграпта, корней высоченных, под три метра каждый. Именно название этого растения и дало имя равнине. Суграпт в большом количестве рос по всей этой территории и местами попадался в Борнавских долинах. По мнению землянок, суграпт — это натуральный чертополох, но вот его корешки ценились и в кулинарии, и знахарстве неимоверно. Потому их и собирали почти круглогодично по окраине ничейных земель. Отряд собирателей номинально защищали три воина в тяжелых доспехах, которые пали так же быстро, как и все остальные. Кречи тоже не успели даже воздух испортить, как остались со сложенными крыльями под одеялами на земле: на них Ивлаевы не пожалели ножей во вторую очередь после дозорных.
То есть трофеи порадовали всех.
А спор между заклятыми противницами и посмешил, и вызвал недоумение.
Ветеран Апаша Грозовая рьяно оспаривала у Ивлаевой-старшей каждого убитого ею врага и пыталась записать трофей на свое имя. Мария кричала, возмущалась и приводила веские доводы, но на каждый из них ветеран отвечала с непоколебимой уверенностью и спокойствием:
— Ты его только ранила, а я стрелой добила. Что? А того зроака ты добивала зря, я его еще раньше почти с одного удара убила. Он уже падал, когда ты его своей рапирой ткнула.
— Что значит «ткнула»! — возмущалась Мария, апеллируя к зрителям, — Да он как оглашенный с мечом мчался на нас, я его прямо в шею пронзила, а она только и успела мечом перед тем чуть оцарапать кожу на руке!
— Вот я и говорю, мой удар был смертельным, — невозмутимо утверждала заува.
И при всем понимании справедливого возмущения Ивлаевых закон пришлось соблюдать: раз имеются сомнения или спор по поводу убитого врага, значит, трофей идет в общую копилку и не засчитывается никому индивидуально.
Когда спор окончился и противниц растащили подальше друг от друга, Олкаф Дроон приблизился к старой боевой подруге и с пристрастием стал ее допрашивать:
— Апаша, милая! Да что же ты творишь? Ты всегда была до жути справедливой, а тут вдруг забрала у малышки ее трофеи. И не стыдно?!
— Стыдно, кому лень, а мне в удовольствие, — хамовато ответила заува.
— Позор! К чему ты это творишь? Да так Мария никогда свой обет не выполнит!
Апаша резко пригнулась к самому уху своего старого приятеля и многозначительно рыкнула в ухо:
— Вот именно!
А затем с независимым и довольным видом пошла к временной кухне за своей порцией каши. Барон Олкаф Дроон понял, что Апаша Грозовая по неведомым и немыслимым причинам сменила свое отношение к трио Ивлаевых. Теперь оставалось только разобраться в этих причинах, потому что барон очень не любил, когда его водят за нос и что-то скрывают.
Еще больше удивилась раскрасневшаяся Мария, когда ветеран подошла к ней с миской каши, неспешно уселась рядом и заговорила так, словно они только что пили вместе чай с плюшками:
— Теперь нам надо заставить Дроона выбрать время для нас четверых и смотаться в одно урочище, в трех часах пути отсюда.
— Зачем? — растерялась красавица.
— Да есть там выходы в катакомбы, которые ведут сюда. Отсюда их найти никому не удалось, значит, надо попробовать с другой стороны.
— А зачем нам катакомбы?
Апаша рассмеялась:
— Как зачем? А сокровища тебе кто, дядя в сумке принесет? Самим надо искать, самим! Так что давай поговори с двойняшками и продумайте, как нам только вчетвером отправиться в дальнюю разведку. И пусть помалкивают при остальных.
Заува пошла за добавкой, а Мария осталась на месте, округленными глазами смотря своей вроде бы как кровной сопернице в спину.
За оставшиеся три с половиной дня нашего плавания мы славно повеселились. И я впервые в своей жизни осознал, что такое воистину беззаботное существование. Понятное дело, что подавляющее большинство баронов этого мира подобными развлечениями не баловались: то ли скаредничали по поводу бездумной траты средств, то ли просто были не приучены к многодневному ничегонеделанию с детства.
А у нас с Леонидом в этом плане получился замечательный тандем. Беречь деньги Трехщитья мы еще не привыкли. Да и зачем? Достал советские пять копеек, разменял на мешочек серебра — и кути на всю катушку дня два. Может, и на неделю бы хватило, но мы ведь ребята щедрые, нам для ближнего ничего не жалко. Тем более что за эти копейки мы не горбатились от зари до зари не покладая рук. Легко пришло нежданное богатство, и радостно расстались. Да и по характеру своей прежней жизни мэтр великого манежа привык к подобному круглосуточному веселью. Когда у них были ежедневные выступления, то он только и напрягался, дабы с вечера повеселить публику, а потом целую ночь бражничать с цирковой и прочей братией. Так что для выпивки и постоянного обжорства барон Лев Копперфилд подходил лучше всех в обоих мирах.