Собираться она никогда не любила. Делала всегда это заблаговременно, тщательно анализируя нужность той или иной вещи в предстоящей поездке. Сейчас было не до раздумий. Данила нетерпеливо выхватывал из ее рук футболки, трусы, свитера, бюстгальтеры, совал все это комком в раскрытый чемодан и затем, забив его до отказа и усевшись сверху, щелкнул замками.
– Но этого очень мало, – попыталась она возмутиться. – Невероятно мало для такого срока. Целых две недели я должна буду ходить в одних и тех же штанах и рубашках.
– Милая, я насчитал того и другого минимум по пять пар. Давай присядем на дорожку и поедем на вокзал. До отправления поезда чуть больше часа. А нужно еще купить билет, напутственных слов тебе наговорить всяких разных, чтобы ты, не дай бог, не сотворила какой-нибудь глупости.
– Что ты имеешь в виду, милый? – невинно поинтересовалась Эмма, сгребая с туалетного столика косметику.
– Да что угодно! Ты у нас мастерица на сюрпризы. Чего только не выкидывала за эти годы.
«Такого я еще не делала, потому что ситуация к тому не располагала», – рассеяно подумала Эльмира, пересчитывая деньги и пряча их вместе с документами во внутренний кармашек сумки.
Вслух же она произнесла:
– Ну, милый, с богом. Пусть он нам поможет…
Грязная, заляпанная по самые окна «шестерка» вела их от самого дома. Неназойливо вела, сворачивала в особо опасных местах на параллельную улицу и аккуратно пряталась за впереди идущим транспортом.
– Как думаешь, видит? – время от времени интересовался водитель у парня, который, сидя рядом с ним, лениво манипулировал во рту зубочисткой.
– Вряд ли, – вяло отвечал тот и сплевывал на резиновый коврик под ногами. – Он же не ожидает. Он думает, что все будет по-другому.
Водитель всякий раз сопровождал неприязненным взглядом его плевки, но помалкивал. Что взять с такого жлоба, если он только вчера от сохи. А вопить ни к месту. Говорят, больно меткая рука у пацана. С десяти шагов в пятак попадает. Может, врут? А… может, и не врут. Так что лучше на всякий случай промолчать.
– Что будем с бабой его делать? – поинтересовался он после очередного плевка. Поинтересовался не потому, что его это так уж сильно трогало. А скорее, чтобы не молчать и не скрипеть зубами в бессильной ярости от вопиющего скотства рядом сидящей особи.
– Пока ничего, – апатично ответил его спутник и снова сплюнул. – Узнаем, куда стопы навострила. Наведем справки, кто там у них проживает. А в нужный момент прихлопнем… мышеловку.
– А Данила? Он что? – Впереди показалось здание железнодорожного вокзала, и водитель притормозил.
– А что Данила?! – Парень неожиданно нервно дернул шеей. – Крутой, что ли?! Видали мы таких крутых! Они все крутые, пока в чужих руках не обосрутся!
– Э-ээ, это точно не про него. Данила, он не ссыкун. Он – мужик.
Водитель вдруг оскорбился за Данилу. Пусть и работал сейчас против его интересов, но оскорбился. Данила всегда был в авторитете, и в заслуженном авторитете среди братвы, это все знали. А эта птаха заезжая еще неизвестно как себя покажет. И птаха показала. Осклабила гнилозубый рот, швырнула себе под ноги зубочистку и поганой змеищей прошипела:
– Посмотрим, как он не зассыт и мужиком окажется, когда его беременная баба на дыбе повиснет…
А эта самая «баба» стояла в тот момент на перроне и самозабвенно врала горячо любимому супругу.
– Все будет хорошо, миленький. – Она гладила щетинистую щеку Данилы пальцами и удивлялась – отчего это у него столько тоскливой озабоченности в глазах. Словно навсегда ее провожает. Словно не чает ее увидеть снова. Не выдержав, она спросила: – Ну что ты на меня смотришь взглядом побитой собаки?! Не на всю же жизнь я уезжаю! Как только свистнешь, так сразу и вернусь.
«Свистнуть бы… успеть, – тоскливо подумалось ему, и он, перехватив ее пальчики, приложил их к губам. – До чего же паскудно на душе… До чего же паскудно. И не столько от страха перед неизбежным, сколько от страха за нее. Необузданного, первобытного страха…»
– Эй, Данила. Ты чего замер? – Она нетерпеливо потянула пальцы из его руки. – Поезд на подходе, идем, наше посадочное место в другом конце перрона.
Муж подхватил ее чемодан, сумку, продернул между пальцев еще и объемистый пакет, в который она зачем-то сунула три пары обуви, и скорыми шагами пошел на другой конец платформы. Эльмира засеменила следом. Пока все шло по намеченному плану. Немного печали во взгляде, чуть разбавленном скорбью из-за грядущего расставания. Совсем чуть-чуть суетливой растерянности. Нервозности совсем мало-мало. Всего по капельке. Ровно настолько и затем, чтобы усыпить его бдительность. Затем, чтобы, не дай бог, не увязался в провожатые и не испортил все, что она задумала. Он совершенно не должен ничего заподозрить. Ни-че-го. Ни того, что она собирается выйти из вагона через пару остановок. Ни того, что собирается жить потом на своей бывшей даче. Он же в жизни не догадается, что она там. Она бы и сама до этого никогда недодумалась, кабы не звонок Валечки неделю назад. Валечка купила дачу ее покойных родителей пару лет назад. И ничего, была вполне довольна покупкой. Но с месяц назад засобиралась вдруг к дальним родственникам куда-то в Бельгию. И слезно, уж очень слезно просила приглядеть за дачкой. И ремонт-де она там сделала по евростандарту, и портьеры понавешала дорогущие, и саженцев экзотических понасажала (можно подумать, они в нашей лютой центральной полосе перезимуют). Одним словом, Валечка очень кстати выклянчила у нее обещание наезжать туда хотя бы раз в неделю. Эльмира пообещала и через час забыла, окунувшись с головой в решение собственных проблем. Но как только Данила заговорил об отъезде, о том, что в городе ей оставаться нельзя – ни к чему и опасно, – она тут же вспомнила об отцовской даче, которая, правда, уже перестала быть их собственностью, но все же не была совсем уж чужой…
– Девушка! – Проводница строго свела брови, подведенные почти до самых висков. – Не стойте в тамбуре.
– Почему? – озадачилась Эмма, которой не терпелось покинуть вагонную духоту.
– Не положено! – отрезала проводница и пошла прочь, сердито ворча себе под нос. – Умнее всех здеся… Ишь, умные нашлися… Шла бы себе в купе да умничала тама…
В купе Эмме идти не было нужды. Ее пункт назначения приближался, и таскаться по тесному проходу купейного вагона с ее объемным чемоданом, сумками и пакетами было занятием не из приятных…
– Шаповалово… Шаповалово… Кто до Шаповалава, просыпаемся, – визгливо орала минут через десять проводница, барабаня в двери купе. – Не проспите Шаповалово…
Она дошла до Эммы, неприязненно уставилась на нее и на ее поклажу и язвительно поинтересовалась:
– Тоже, что ли, сходишь?
Эмма согласно кивнула и попыталась было улыбнуться. Но проводница не приняла подачу, а лишь еще более озлобленно прошипела, открывая дверь вагона: