– Но мне ничего неизвестно о ее путешествиях! Ничего!
Спина взмокла пуще прежнего, а связки под коленками, казалось, звенят от напряжения. Сейчас… Сейчас или никогда. Гарика он свалит – бесспорно. Кто же там еще за его спиной? И главное – сколько их?
– Я ничего не знаю! Ничего! Ни сном ни духом я не ведаю, куда она могла спрятать эти долбаные камни! Провались они…
Гарик сделал неосторожное движение, и Данила тут же отскочил в сторону. Но нет, кажется, это всего лишь обманный маневр.
– Ты врешь! И я сумею доказать тебе, что ты врешь. Только не здесь и не сейчас. А как докажу, тебе, Данилушка, несладко придется. Ой, несладко! Подумай о душе… и о жене своей подумай. А ну как я найду ее?! Вот потеха-то будет! Гарик очень любит женский пол. Слабоват он перед ним. Страсть как слабоват. Та, в подвале, не выдержала все-таки. Померла… Припозднился он с инъекциями немного. Но с Эммочкой все будет по-другому, поверь. С ней он будет предельно осторожен и ласков. Сначала он, потом Витюха, потом Серега. А потом заново – по уже проложенному курсу. И ведь все на твоих глазах, Данилушка, все на твоих глазах… Давай договоримся с тобой так: ты пока мне ничего говорить не будешь, а подумаешь денек-другой. А потом, потом мы поговорим с тобой на равных. Надеюсь, будешь умницей.
Всего лишь мгновение он пропустил. Малюсенькое, ничего не значащее во временном пространстве мгновение. Отвлекся, мотнув головой, чтобы отогнать жуткое наваждение после страшных слов «дяди Гены», и все… проиграл. Гарик бешеной злобной кошкой бросился к нему, сжимая в правой руке современное средство управления неуправляемыми. Тут же неоновые дуги впились в грудь, без промедления впились, и Данила кулем свалился на пол.
– Готов. – Гарик удовлетворенно заухмылялся, пряча электрошок во внутренний карман необъятного пиджака. – Сейчас упакуем и снесем вниз. Потом еще вниз, и там поговорим по-трезвому…
Наблюдая за его вожделенным оживлением, «дядя Гена» невольно сплюнул себе под ноги. Потом поймал себя на мысли, что в точности скопировал манеру палача, и в раздражении затер плевок носком ботинка.
«Мразь! – подумал он, с брезгливостью сверля спину Гарика, начавшего с упоением пеленать Данилу в ковер. – К такому спиной поворачиваться не след… Тут же зубы вопьет в шею. Вампир! Ладно… Дай только время. С делами разберемся и… и уволим!»
Парни действовали быстро, четко и слаженно. Один встал у соседней двери, загораживая широченной спиной дверной глазок, у которого наверняка исходила слюной старая грымза. Двое подхватили скрученного в ковер Данилу. Гарик замыкал шествие.
В считаные минуты они спустились на первый этаж и втиснули свою ношу в багажник «Фольксвагена». Гарик сел за руль, и они уехали. «Дядя Гена» вышел уже после их отъезда. В сопровождении личного шофера, именно он играл роль ширмы у соседской двери, хозяин неторопливо проследовал за угол. Машину они предусмотрительно оставили там. Так же неторопливо уселись в нее и, не срываясь с места, степенно отъехали.
Все было проделано тихо, чисто, без лишнего шума, крови и проблем. Если не считать проблемой приплюснутый к стеклу нос старухи, что успела подняться двумя этажами выше и затаиться там. Она была почти уверена, что что-то там, в этой квартире, было не так. То, что Лизки там нет уже неделю, она знала доподлинно. И то, что обыск там эта банда производила, грохоча на два этажа, – тоже. Но вот с этим парнем… С ним что-то было не так. Уж не его ли вынесли в украденном ковре ручной работы? Скорее всего… Он ведь так и не вышел. Все вышли, а его с ними и не было. Она с полчаса проторчала у окна лестничного пролета, замутненого паутиной треснувшего стекла, но парень так и не появился. И квартиру, сволочи, захлопнули. А то бы она зашла да посмотрела, а ну как мертвый лежит на голом-то полу!.. Хотя мертвого его скорее всего и вынесли. Завернули в ковер (ведь дорогущая вещь, и ту не пожалели) и вынесли. Те еще конспираторы! Дураки кругом, как же! Что-то надо было делать, но вот что?! Звонить в милицию – затея бесполезная, потому как она давно им обрыдла своей подозрительностью и вечным нытьем о жуликах и ворах, снующих с утра до ночи по их подъезду. А ежели скажет им, что из соседской квартиры труп вынесли в ковре (да и был ли труп-то?), то и вовсе сочтут сумасшедшей. Один из них давно грозился в дом престарелых определить. Говорил, что давно там место ей забронировал. Нет… Лучше уж она все это в себе переживет. Как ни тяжело, но придется. Не ровен час вернутся бандюги, ей тогда несдобровать. Авось Лизка сама объявится. Либо кто из ее родичей, с ними тогда и разговор будет вести. А пока что – язычок на щелчок.
«А я шла, шла, шла, пирожок нашла. Села, поела, опять пошла…» – надрывалась Верка Сердючка прямо в ухо Эльмире. Та осторожно поправляла парик, косынку и неприязненно думала о том, что слушать подобную музыку и при этом не деградировать дано не каждому. Ее, например, так уже на первых двух аккордах с души воротит, но говорить об этом водителю, милостиво согласившемуся подбросить ее до города, было нельзя. Во-первых, мог высадить у первого столба. А во-вторых, ее теперешний облик вполне соответствовал девице, что с упоением подпевает «Веркам», «Нанайцам», «Авариям» и им подобным. Не может девушка с такими огненно-рыжими прядями в иссиня черных волосах, подстриженных лесенкой и стянутых банданкой, торчать от Бетховена или Баха. Такой жутковатый макияж до самых бровей, огромные кольца в ушах, скрипучие кожаные штаны и ботинки на толстой подошве, черные ногти и почти такая же черная помада на губах – все это присуще стадионным примадоннам, свистящим в два пальца и орущим в полный голос: «Браво! Атас!» Поэтому она сидела, стиснув зубы, и сосредоточенно жевала пару кубиков «Орбита», недоумевая, как это может кому-то нравиться. Ее обычно хватало на пару минут, затем она выплевывала резиновый шарик и забывала о жвачке до следующего приема пищи. Ну что, скажите, упоительного в перекатывании во рту потерявшей всякий вкус жвачки и надувании пузырей?
– Тебя где в городе высадить? – Молодой дальнобойщик скосил на нее глаза. – А может, со мной на Саратов? Ты подумай. Не обижу. И я не как другие – передавать тебя как эстафетную палочку не буду, коли будешь со мной колесить. Только блуда не потерплю. Если со мной едешь, то только со мной и спишь…
– Нет! – почти испуганно выкрикнула Эмма и, тут же заметив недоумение в его глазах, попыталась сгладить ситуацию: – Дел у меня сейчас много. Недосуг мне.
– Ну смотри…
Они доехали до переулка Краснова, и Эмма выпрыгнула из машины.
Угораздило же так нарядиться… Теперь каждый будет считать возможным предложить ей сожительство. А она совсем не такая, она приличная замужняя дама. Кто виноват, что у Валюшки ни одного приличного парика в шкафу не нашлось. Остальные были еще хуже: один рыжий с прозеленью, другой с пегими прядями, торчащими дыбом. Поэтому, посовещавшись с Лизкой, которая весьма неохотно принимала участие в ее сборах, она остановила свой выбор на этом – черном с огненным мелированием. Одежду выбрали под стать, все из того же Валюшкиного шкафа. Все было ультра, обтягивало Эльмиру, как вторая кожа, и при этом вызывающе вульгарно. Завершали наряд узкие очки с тонированными стеклами.