Стоит ли себя успокаивать? Чего ради он ее выгораживает? Ведь не знает он о ней ровным счетом ничего! И с Катькой она могла быть знакома, например, по годам студенческим. И в поселке могли орудовать по ее наводке. Мать свою запросто могла возненавидеть по той простой причине, что та ее спровадила на выселки, оставшись в ее шикарной квартире.
— Дерьмо! — Володя с силой ударил кулаком в оконный переплет, удивившись тому, что почти не чувствует боли.
Нет, боль появилась, вытеснив гулкую пустоту, но избавиться от нее не представлялось возможным. И помочь ему в этом мог лишь один человек, человек, которого он в данный момент люто ненавидел…
Она уснула. Наваждение, да и только. Как улеглась, подобно собачонке, под дверью, заперев ее перед тем, так и отключилась. А может, это обморок? Нет, тогда бы она чувствовала себя абсолютно разбитой и неспособной передвигаться. А тут как раз наоборот: ощущение полноты сил и бодрости.
Маша сладко потянулась, вытягиваясь в полный рост на пушистом ковролине и доставая кончиками пальцев до резной ножки двуспальной кровати. Интересно, а где прикорнул Гарик? И почему не сделал ни единой попытки ворваться сюда? Да, видимо, ее предположения насчет вероломства его намерений все же верны. И вся его страсть — это только пшик мыльного пузыря, не более.
Она встала и подошла к окну. Окно оказалось и не окном вовсе, а огромной стеклянной дверью, ведущей на балкон. Там было красиво. Сверкающий белизной пластик, стекло и масса цветочных горшков и горшочков с диковинными вьющимися растениями. Ступив босыми ступнями на балкон, Маша поежилась. Куда подевалась полуденная жара! Сумерки, властно вытеснившие свет дня, нанесли такого промозглого холода, что она промерзла за минуту. Рваные клочья облаков неслись по небу с бешеной скоростью. Принялась накрапывать мелкая омерзительная мга, делая май неузнаваемым.
Начинается, подумала Маша, свешиваясь с балкона и разглядывая клумбы с разбухшими пионами. Эта вечная майская непогодь, то черемуха цветет, то дуб распускается. Так нет чтобы умеренно и без контрастов. Нет же, то жара сорокаградусная, то холод октябрьский. Такое только в этой стране хаоса, наверное, и может быть…
Она вернулась в комнату, прислушалась. Странно, конечно, но в доме царила полная тишина: ни звуков, ни шорохов, ни голосов. Куда это подевался Гарик, страстный любитель флоры?..
Уехал, подумала Маша и, недолго терзаясь сомнениями, решила покинуть стены столь гостеприимного дома. А ну как и впрямь милицию вызовет, что тогда? Осторожно приоткрыв дверь спальни, она вышла в просторный коридор и снова замерла. Нет, кажется, он все-таки дома. Отчетливо слышен шум льющейся воды. Он в ванной. Да, ошибки быть не может. Она не ослышалась: за третьей по коридору дверью и в самом деле лилась вода, яростно колошматя струями по голой ванне.
— Черт! — выругалась Маша, вспомнив, что свои вещи оставила там, завернувшись после купания в хозяйский халат. — Что делать-то?
Она решила немного подождать и пошла гулять по комнатам. Заглянула в кухню. По-хозяйски пошарила по полкам холодильника и, сделав себе более чем шикарный бутерброд из красной рыбы и икры, жадно впилась в него зубами. Потом не мешкая заварила себе кофе. И когда, закончив, наконец, закусывать, глянула на часы, то внутри у нее отчего-то неприятно заныло.
С какой стати, спрашивается, ей было нервничать? Ну принимает человек душ и пусть себе принимает. Но предательский голосок изнутри надсадно верещал, что торчать в душе добрых полчаса — это уже перебор. Ладно бы в пенной ванне нежиться, но Маша же отчетливо слышала, что вода гулко бьет по пустой ванне. А может, он все же уехал? А вода льется потому, что он ее забыл закрыть? Ну конечно! Как это сразу ей в голову не пришло. Кто-то вызвал его звонком, или он безо всякого звонка очень торопился, потому и воду забыл закрыть.
Все, сейчас она встает из-за стола и идет в ванную. Потом одевается и уходит. И как только переступит порог этого дома, все напрочь выбросит из головы. И Гарика с его заморочками, и Панкратова с его лжеучастием и страшными тайнами, что он прячет на дне своих непроницаемых глаз. И всех этих пинкертонов доморощенных, что отслеживают каждый ее шаг с такой непонятной целью. Нет, с одним из них она все же пообщалась бы. И задала парочку вопросов на предмет: «Какого черта тебе от меня нужно?..» Но представив себе эту встречу, она, передернувшись, тут же отмела прочь эту мысль. Какими бы ни были мотивации с его стороны, ей нет до этого дела. Ей не нужна ни помощь, ни опека с его стороны, пусть катится к черту.
Все, вот сейчас она уже встает… Поднимается по лестнице. Заходит в ванную. Одевается и уходит прочь. Все почти у нее получилось. Почти… И по лестнице она поднялась без видимых усилий, и в ванную зашла почти без страха. Но потом все.., все перевернулось с ног на голову. Не помня себя, Маша подлетела к раковине, и ее долго и судорожно тошнило. Она хваталась обессилевшими враз руками за ее скользкие, диковинно изогнутые края, и ее без остановки выворачивало наизнанку.
— Господи! — шептала она сквозь слезы и тут же снова склонялась пониже над водостоком. — Господи, за что мне все это?! За что?!
Силы оставили ее не сразу. Она пару раз даже осмеливалась бросать взгляд в зеркало, висевшее над раковиной. Первый взгляд на себя — позеленевшую от страха и рвоты. А второй — себе за спину, где в пустой ванне полулежал совершенно голый и абсолютно мертвый Гарик. Его левая рука с изящно растопыренными пальцами свешивалась через край. Скоро она окостенеет, зачем-то подумала она и всхлипнула. Перевела глаза выше и всхлипнула опять. Гарик даже в смерти был хорош собой.
Тонкие черты лица. Растрепавшиеся, чуть влажные волосы. Полуоткрытые глаза, плотно сомкнутые губы… Еще каких-то полтора часа назад он целовал ее, а сейчас это всего лишь тело.
Ее снова затошнило, и она отвернулась. Нужно было немедленно убираться отсюда, иначе жертв в этой комнате будет две. Ноги и так уже еле держат ее. А внутри такая гулкая пустота, что, кажется, слышно эхо льющейся из крана воды. Легко сказать, но как взять свои вещи, если путь к ним лежит как раз мимо ванны?
Маша сунула голову под ледяную струю и, едва слышно повизгивая, простояла так минуты три-четыре. Потом выпрямилась и, старательно обходя взглядом мертвого Гарика, пошла за своими вещами.
Ее даже хватило на то, чтобы одеться, стоя в метре от трупа. И сделать это без судорог и излишней суеты. Но когда Маша развернулась, чтобы без промедления ринуться отсюда прочь, глаза сами собой выхватили на дне ванны этот предмет.
Господи! Ну что за наказание такое?! Кому это было нужно?! Ведь очевидно же, что Гарик умер не от этого. Невооруженным взглядом можно определить, что у него сломан позвоночник. Какому скоту понадобилось бросать в ванну фен, если тот даже не был включен в розетку?!
Кажется… Кажется, она начинает прозревать…
Ее вещи были здесь. То, что она сюда вернется непременно — факт бесспорный. Увидит тело обязательно, не без глаз же она, в конце концов. Ну а для того, чтобы поняла, кем это сделано, этот фен и подложили. Визитная карточка! Вот что это за дрянь! Невидимый и странный в своем выборе убийца, швыряя своим жертвам фен в ванну, тем самым как бы оставлял визитку.