— Смотрю я на тебя и думаю, — задумчиво начала Ксюша, — почему это моей бедной подруге так не повезло в жизни?..
— А тебе повезло! — недоверчиво хмыкнул Максим, начиная понимать, куда она клонит. — Ты у нас самая везучая!
— Ведь красавица, каких редко сыщешь, — словно не слыша его, продолжила между тем Ксюша. — Умница опять же… А мужики, ну сплошь деградаты и разложенцы…
Когда она начинала вспоминать о первом замужестве Милочки, Макс против воли заводился. Не сдержался он и сейчас.
— А у тебя все невозможные были? — зашипел он, сузив глаза до щелочек. — Все классные мужики, обалдеть просто можно, да?! Чего же ты их всех оставляла? Чего же с Виктором жить не стала? Он тебя такой роскошью окружил. Все к твоим ногам бросил. От смерти, можно сказать, спас, а ты черной неблагодарностью ему отплатила! Как же так, ответь?!
Ответить она не могла, не могла да и не хотела. Пускаться в долгие объяснения о том, что не хотела тратить свою жизнь на недостойных мужчин, коими на поверку оказывались большинство ее избранников? Или попытаться донести до его ума свое отношение к подлости, трусости и неверности? Зачем? Что он может понять? Вернее, что он захочет понять?
А что касается Виктора…
Виктор действительно многое сделал для нее, но все оказалось гораздо сложнее. Сложнее, чем они с самого первого дня их отношений предполагали…
Первое, что увидела Ксения, придя в себя после ранения и открыв глаза, было мучнисто-белое лицо Виктора.
— Ох, господи! — еле слышно прошептал он и отчаянно закрутил головой. — Эй! Кто-нибудь! Сюда! Она очнулась!
Кто-то забегал, заметался, мельтеша перед ее глазами голубоватыми больничными халатами, марлевыми повязками и озабоченными донельзя глазами.
Понять что-то в их суровой профессиональной терминологии ей было сложновато. Она вновь повернулась к Виктору и еле слышно спросила:
— Где я?.. — ненадолго замолчала и, поразмышляв, испуганно добавила: — И кто я?!
Следующие недели слились для нее в сплошной непрекращающийся поток поступающей информации. С ней были предельно осторожны и вежливы. Оберегали как могли от чего-то больно ранящего, но Ксюша, забывшая практически все, подсознательно все же чувствовала, что предыстория ее попадания в эту платную клинику ужасна…
Память вернулась к ней много позже. Как-то вдруг она вспомнила все сразу. Виктор и приставленный к ней психолог уже почти отчаялись услышать от нее что-то, кроме «не помню», «не знаю», «я забыла», когда однажды утром она вдруг спросила:
— Где Тимошка?
— Наконец-то! — Виктор едва не прослезился. — Ты вспомнила?! Ксюшенька, ты вспомнила!
Все остальное было бы быстро расставлено по своим местам, если бы не ее нежелание. Ксюша отчаянно сопротивлялась их стремлению вернуть ей память. Она даже мыслям своим приказала не подходить к этой запретной черте. То просила вколоть ей снотворного, то открещивалась усталостью и опять же пыталась уснуть. Оттягивая как можно дольше момент своего окончательного прозрения, Ксюша мрачнела день ото дня.
— Ксюшенька, — умолял ее Виктор, беря за руку, ставшую почти невесомой. — Ты пойми, это важно не только для следствия. Это нужно не только твоим подругам, которые измучилась и издергались, дожидаясь твоего возвращения. Это нужно в первую очередь тебе…
Виктор оказался не прав. Когда вся правда нахлынула на нее своей ужасающей действительностью, ей захотелось умереть.
— Зачем ты меня спас?! Скажи, зачем?! Лежала я там в луже крови, и пусть!!! — рыдала она, отталкиваясь от заботливых рук Виктора. — Почему ты не помог ему?!
— Потому что он был уже мертв, а ты дышала… — пытался оправдаться Виктор и прятал лицо в ладонях. — Я ведь чуть не обезумел тогда. Я не помню даже, как мне удалось все это провернуть: выкрасть тебя, объявить мертвой и спрятать в этой клинике.
— Не нужно было этого делать! Не нужно!
Она замкнулась, перестала есть, пить, отвечать на вопросы. Состояние ее здоровья резко ухудшилось. Врачами сразу были запрещены все визиты подруг, знакомых и оперативников. Допущен был только Виктор. Именно ему они и посоветовали забрать ее из клиники и увезти куда-нибудь.
Где только они не побывали! Начали с Рима и Парижа, а закончили Америкой. Он как мог развлекал ее, покупая цветы, наряды, украшения. Водил в театры и рестораны. Но она оставалась безучастной. Лишь однажды она хоть как-то проявила себя. Это случилось, когда он предложил ей съездить в Венецию.
— Зачем?
— Там прекрасно, — начал он с воодушевлением, укладывая в чемодан разбросанные по ее номеру платья. — Это город всех влюбленных… Там совершается таинство…
— Я не влюблена, — отрезала она, прерывая его красноречие. — И таинства в этой огромной луже не вижу. К тому же там я заболею лихорадкой и умру.
Если Виктор и был разочарован, то не подал виду.
Он соглашался на все ее условия и капризы, являя собой пример величайшего долготерпения, но в конце концов и Виктор не выдержал.
Произошло это после их возвращения домой.
В тот день он попросил Ксюшу поужинать с ним. Обычно она закрывалась с парой гамбургеров и коктейлем у себя в комнате и, просмотрев все мыслимые и немыслимые телепередачи, под утро засыпала.
— Зачем? — удивилась она явно прозвучавшей торжественности.
— Я так хочу, — с мягкой настойчивостью ответил он. — За те несколько месяцев, что мы вместе, имею я право пожелать чего-нибудь?
— Хорошо. — Она согласилась, но беспокойство не отпускало ее весь день.
К вечеру она так измучилась, что была готова взять назад данное ему слово и, позвонив в ресторан, отменить заказанный ужин, а еще лучше сказаться больной. Но, видимо, Виктор все это предусмотрел, потому как позвонил ей часа за два до назначенного времени и своим заявлением отрезал ей все пути к отступлению.
— Предвидя твою головную боль, дурное настроение, а также нелетную погоду за окном, я перенес наш ужин на территорию нашего с тобой жилища. — Легкая ирония, присутствовавшая в его голосе, заставила Ксюшу покраснеть от стыда.
И в самом деле! Ну сколько можно испытывать его терпение? За все это время он и пальцем до нее не дотронулся. Молча сносил ее сарказм, дурное настроение. Ухаживал, когда она болела. И при этом никаких грязных намеков, никаких укоров, а она ведь была полностью на его содержании…
— Я хочу выпить за начало новой жизни. — Он с шиком откупорил бутылку шампанского.
— То есть? — осторожно спросила она, чувствуя себя немного неловко в вечернем платье.
— Нашей с тобой жизни… — Виктор достал из внутреннего кармана пиджака маленькую коробочку и, раскрыв ее, вложил ей в ладонь. — Я прошу тебя стать моей женой.