– Только и всего? – эхом повторила она за ним, встала и медленно пошла к двери. – Значит… Значит, я зря к вам приходила? И вы… Вы ничем мне не поможете?!
– Я не научился оживлять покойников! – резче, чем требовалось, перебил ее Бойцов. – И за его обман ему придется держать ответ уже перед господом нашим. Я не смогу завести дело на умершего Сырникова и вменить ему в вину двоеженство. У вас все?
У нее были потрясающие ноги! И даже громоздкие сапоги с мохнатыми голенищами не портили их. Коротенькая меховая курточка до талии стоила недешево. И Бойцов тут же подумал с неприязнью, что ее наверняка купил ей покойный Сырников, наврав с три короба про неожиданное везение за бильярдным столом.
Сволочь, конечно, порядочная, хотя о покойниках – хорошее или ничего.
Блистал в свете с красавицей женой. Бойцов видел ее фотографии в светской хронике, обязали просмотреть. Белокожая, хрупкая, блондинистая, с крупными, чуть навыкате, голубыми глазами. Шея, уши, запястья и пальцы в украшениях. Дорогие платья, машины. Дочки хоть и не сверкали бриллиантами по причине своего милого нежного возраста, но тоже наряжались будь здоров.
С ними он в свет, к губернатору, а то и к кому повыше, а для души и забав всяких-разных и утех плотских – Образцову Жанну в снегу подобрал.
Гнида! Стрелять таких не жалко!
Договорился, стало быть, да? Красавец!
– Послушайте, Жанна, – окликнул ее Бойцов, чертыхнувшись про себя.
Нельзя жалеть фигурантов. Ни в коем случае нельзя! Она ведь могла быть одной из подозреваемых, не так ли?
А он ее вдруг жалеть начал. И не потому, что ноги ее потрясающе красивы. И глаза, и волосы, и руки – все необыкновенное. А потому, что одна она осталась. И запуталась. И боится еще.
А страхам в одиночестве поселяться никак нельзя. Они в этой пустоте быстро множатся и плодятся как паразиты. Они все вытесняют, не оставляя места ни радости, ни счастью.
А девочка ведь достойна счастья? Конечно, достойна. Не ее вина, что Сырников глаз на нее положил и назвал именем своей настоящей жены, скорее всего, с одной лишь целью – чтобы не запутаться в своих женщинах и не оговориться спросонья.
– Вы не бойтесь ничего, – ободрил он ее и добавил не совсем уверенно: – Все будет хорошо.
– Думаете? – не поверила она. – Но он ведь не вошел в подъезд! Тот парень, он…
– Да понял я, – перебил ее Бойцов, попеняв себе за малодушие.
Нельзя жалеть фигурантов. Никак нельзя!
– Он не вошел в подъезд потому, что человека, к которому он шел, просто не оказалось дома. Он позвонил ему, а ему никто не ответил. Может такое быть?
– Может, – кивнула она, подумав минуту. – Но он ведь мог войти следом за мной!
– Если бы он был киллером, то он бы так и сделал. Уж поверьте мне, – улыбнулся Бойцов ободряюще и снова потянулся к телефону, о котором забыл на время. – А так он просто растерялся. Вы о таких вещах ему рассказывали, мороз проберет кого угодно!
– Ну да. – Она неуверенно улыбнулась. – Наверное, вы правы. Сначала все по снегу рассыпала, потом начала говорить про убийцу. Кто хочешь растеряется.
– Ну вот!
Бойцов оставил телефон в покое и поднялся с места, решив проводить девушку до лестницы. Все будто бы нормально сложилось, все остались довольны. И он даже свой голодный желудок готов ей простить. Досталось ведь девчонке, чего уж! Подозревать ее он пока отказывается, вот так!
Они вместе вышли из кабинета. Бойцов повел ее к лестнице. Оттуда свернет в следующее крыло к кабинету начальства. Перетерпит сорок минут, потом как-нибудь день спланирует. Главное – он начался не так погано, как ему еще недавно казалось.
Все остались при своих, как он любил выражаться.
А девочка справится со временем и с болью от чужого предательства, и доверять научится, и любить…
– Что вы сказали, Жанна? Простите, я задумался, – признался он, мысленно уже с ней попрощавшись, а она тут снова что-то говорить начала, и он снова прослушал.
– Говорю, спасибо вам, – улыбнулась она, тронув его легонько за рукав кителя.
– Да за что? – Ему сделалось неловко.
Знала бы она, с каким удовольствием он бы ее отфутболил, не благодарила бы.
– Вы так славно объяснили все про этого парня, а то я так перепугалась. Не сразу, потом.
– Это когда он в подъезд не вошел следом за вами? – улыбнулся он иронично и положил ладонь на ее пальцы.
Кожа была нежной, прохладной, как шелк на маминой подушке, которую он в детстве вечно таскал из ее комнаты. Стащит, залезет с ней под стол, ляжет щекой на вышитых яркими нитками райских птиц и мечтает о несбыточном. Пока его из-под стола с маминой подушкой отец за ухо не вытаскивал.
Странно, что он подумал сейчас именно об этом.
– И в подъезд тоже. – Она неуверенно пожала одним плечом. – Мне он даже одного роста и осанкой с тем парнем с канистрой показался. Не чудно ли?
– Да… – протянул Бойцов, тут же приказав себе не обращать на эти ее слова никакого внимания, не напрягаться и не настораживаться.
Ну, показался и показался, что теперь-то? Все заново начинать?!
Нет и еще раз нет!!!
– Так бывает, – пробормотал он, досадливо поморщившись, и повернулся, чтобы уйти.
– И даже сутулился с ним одинаково, – проговорила ему в спину неуверенно Жанна и тут же поспешно добавила: – Так бывает. Почему я сразу об этом не подумала? Конечно, так бывает…
Что с нами делает любовь, ах-ах! Она окрыляет? Да! Она сбивает дыхание, бьет кровью в голову, сводит сладостной судорогой тело? Да, да, да!!!
А еще она иногда заставляет поступаться принципами, так? Случается! Вынуждает порой унижаться? Ну… И такое бывает. Чего не сделаешь ради того, кого любишь, не правда ли?! Жизнь иногда разменной монетой кажется, а тут унижение какое-то минутное. Велика ценность!
А есть ведь еще и неразделенная любовь. И обманутая!
О последнем варианте, конечно, никто никогда не думает, с наслаждением любуясь милыми глазами, слушая любимый голос. Всем кажется, что так славно и хорошо будет всегда. И что никогда не наступит время обманутых надежд. Не будет болезненно сжиматься сердце от воспоминаний. Не поселится внутри тебя тошнотворный холод, выворачивающий суставы странной, необъяснимой ломкой. И плакать зачем? Ведь так хорошо… было.
Зачем она взяла посреди зимы отпуск, Жанна не знала.
Ей сначала казалось, что так будет лучше всем: ей, Катьке, девчонкам из отдела. Никто не станет прятать друг от друга глаза, не станет обрывать трагический шепот, когда она будет выходить из своего кабинета. Не станет ее жалеть за спиной, потому что в открытую она делать этого не позволяла. Да и Катька угомонится наконец и перестанет ей подсовывать будто бы случайно фотографии молодых неженатых жеребцов, которых тренировал ее муж Игорь в свободное от основной работы время.