– О том, что собирается со мной разводиться. О том, что уходит к соседке...
– Да не было никакой соседки, черт побери!!! – вдруг заорала Даша.
Все объяснения Марины казались ей такими нелепыми, такими по-детски наивными, если не хорошо продуманными. Злость в душе закипала такая, что хотелось вырвать у нее трость и отлупить как следует любезную сердцу подругу.
Почему это она не поехала бы, скажи ей Маринка правду? Что меняло тему разговора с Мишкой, работает она или собирает смородину? Вранье оказалось лучшим способом заставить Дашу очутиться именно в это время именно в нужном месте?
Она ей не верила, вот что! Совсем не верила, хотя и видела, как сильно та страдает. И про трость все поняла. Поняла, когда уже спросила.
Это была Мишкина трость. Тот с ней позировал какому-то художнику, писавшему портреты семейства Лихих. Уже после того, как портрет был готов, трость стала не нужна. Но Мишка из пижонских своих соображений нет-нет да и продефилирует с ней по саду, а то и по всему дачному поселку.
Теперь вот в нее вцепилась Марина.
– Как не было соседки?! – Вера Ивановна вытянула шею так, что даже послышался хруст позвонков. – Мариночка утверждала, что весь сыр-бор как раз из-за их соседки! И...
– Да! И я помню! – подхватил Василий Леонидович, заворочался обеспокоенно в плетеном кресле, на время отложив вилку, которой перетаскал почти весь омлет из-под стеклянной крышки себе на тарелку. – Соседка из тридцать восьмой квартиры! Марина, ты же говорила.
– Говорила и говорю, – равнодушно пожала она плечами. – Не совсем же я умалишенная, как некоторые тут пытаются представить! В тридцать восьмой квартире две или три недели назад поселилась женщина.
– Ложь! – выкрикнула Даша.
Ей нужно было пожалеть, пощадить пришибленную горем подругу. Говорить что-то другое, что-то нейтральное, способное восстановить хоть какой-то мир между ними. Можно было бы начать и со слов сочувствия, соболезнования, предложить какую-то помощь.
А она что?
А она вдруг принялась выплескивать свои обиды, свои подозрения, из-за которых натерпелась, из-за которых ее ясный, разделенный на черное и белое привычный мир вдруг пошел мерзкими кляксами!
Дорвалась, да?
Надо было остановиться, замолчать, пощадить если не подругу, то хотя бы этих двух стариков, с ужасом наблюдающих за склокой. Склокой двух ужаленных несправедливостью самок.
– Зачем ты врала мне про соседку, зачем? – надрывалась праведным гневом Даша. – Там не жил никто!
– Жил, – спокойно заверила Марина и даже имела наглость улыбнуться ей в лицо. – Там жила женщина. Очень красивая женщина. Которую Миша зазывал к нам в гости. С которой катался по городу на ее машине. И к которой собрался уйти от меня. И ушел бы, если бы его...
– Так, стоп! – Даша выставила вперед ладони щитом. – Давай подробности, милая! Что за машина?
– Я в них не разбираюсь, – парировала та так же без эмоций. – Красная машина. Этого достаточно?
– Нет! Как звали ту женщину? Как ее фамилия?
– Фамилий мне никто не называл, я и не стремилась ее узнать. Зачем? – Она изумленно осмотрела всех присутствующих и неожиданно покрутила пальцем у виска, привычно воскликнув: – Ты чего, Данечка, совсем, да?
И таким забытым и теплым вдруг повеяло от ее слов, что Даша неожиданно для самой себя и всех, кто за ней наблюдал теперь, все же разревелась.
– Да! Да, я совсем! А как же иначе! – всхлипывала она, упав в плетеное кресло, которое при жизни занимал Мишаня. – Подруга просит меня об одолжении, я спешу выполнить ее просьбу и... и попадаю в скверную историю. Меня все обвиняют, все подозревают, но потом все же разбираются, хотя и просят уйти с работы. Я выхожу на свободу, начинаю свои поиски и что узнаю!
– Что? – теперь уже и Василий Леонидович вытянул гусаком шею.
– Что подруга мне врала! Врала не единожды! – Даша с благодарностью приняла из рук Веры Ивановны одну из хрустящих крахмалом салфеток, приложила к глазам. – Болтала мне про соседку, а ее никто в глаза не видел! Ни соседи, никто! Более того, в риелторской конторе о ней ни сном ни духом. Утверждают, что квартира тридцать восемь до сих пор сдается, то есть она пуста в настоящий момент! Идем дальше...
Даша глянула на Маринку с обидой. Та странно улыбалась, глядя на нее, но возразить не пыталась.
– Я поехала к подруге в больницу и узнала, что в тот день она совсем не работала, как уверяла меня по телефону. Что свой день она провела иначе, чем утверждала. Что я должна думать, что, Марина???
В ответ все то же молчание и растерянная странная улыбка.
– И что ты подумала? – проявил неожиданное любопытство Василий Леонидович.
– Да, что?
Вера Ивановна теперь тоже настороженно взирала на подруг. Про завтрак все позабыли, и манная каша с фруктами наверняка остыла. Зато успел прогреться на июльской жаре клюквенный морс в пузатом кувшине.
– После того как меня выпустили из-под стражи, я никого так не обвиняла во всех своих и не только своих бедах, как ее, – и Даша кивком указала на Марину. – У меня больше не было версий. Уж простите меня!
– У меня тоже. – Марина продолжала улыбаться, опираясь на трость, словно силы оставляли ее. – У меня тоже не было других версий, кроме одной.
– Какой? – подбодрил ее Василий Леонидович.
Он поднял газету с земли, встряхнул ею, разворачивая. То ли интерес к разговору потерял, начав считать его мелким, склочным и сугубо бабским. То ли ему вдруг все стало понятно.
«Везет!» – подумала вдруг Даша, поглядывая в сторону кряжистого старика, не утратившего лоска, мощи и стати. Ей бы столько силы и самообладания. А то разревелась, ведет себя как подросток.
– Я подумала, что это моя подруга убила моего мужа в пылу ссоры, – нехотя призналась Марина. – На кого еще я должна была подумать? На его любовницу? Так не ее нашли рядом с Мишиным телом. Да и не было у нее причин убивать его. Он к ней уходить собирался. Не было у нее причин.
– Ее и самой не было! – огрызнулась Даша, ежась под укоризненным взором Веры Ивановны. – Ты ее просто придумала, чтобы оправдать себя и...
– Та-аак!!! – вдруг повысил голос Василий Леонидович, снова комкая газету и запуская ее себе за спину. – Мне ваш бабий ор поднадоел порядком! Ты хотела, ты могла бы, у тебя были причины, у нее не было, ее самой не было! Что, в самом деле, за детский лепет?! Маринка, а ну говори как на духу, была или нет соседка?
– Была, – она аж по стойке «смирно» встала, таким непререкаемым был авторитет этого пожилого мужика. – Точно была, Василий Леонидович!
– Куда она тогда подевалась, а? – не понижая голоса, продолжил он допрос. Тут же ткнул артритным пальцем в Дашину сторону. – Почему она говорит, что о ней никто ничего не знает? Никто ее не видел, и в риелторской конторе о ней никому не известно. Как это понять?