– Скажите, Валентина Степановна, а у вашей дочери был молодой человек?
– Молодой человек? Да… Наверное, был. – Она задумалась ненадолго, прикрыв печальные голубые глаза. – Звонил кто-то постоянно. Она вечно запиралась с трубкой в своей комнате. А я однажды, грешница, возьми и подслушай их разговор.
– И?! – У Александры шея вылезла чуть не на полметра из воротника шелковой блузки.
Не любила она подобную одежду, но пришлось надеть, чтобы соответствовать, хотя она не имела ни малейшего представления, как именно одеваются корреспонденты.
– Я была разочарована! – Валентина Степановна скептически сложила такой же шикарный, что и у погибшей дочери, рот. – Какой-то разговор про Интернет, какие-то деньги, что-то про фотографии…
– А точнее? – Александра терзала блокнот, лежащий на коленях, без единой в нем пометки. – Точнее не могли бы сказать, какие деньги? Я имею в виду, какие суммы упоминались в разговоре? И что за фотографии?
Валентина Степановна глянула на Александру заметно охмелевшим взглядом, чуть пожала плечами и попыталась задуматься. Но выпитое сбивало с толку, а тут еще портрет погибшей дочери, на который, по-любому, натолкнешься глазами, куда бы ни пытался смотреть, слишком уж был огромным.
– Я не знаю! – обескураженно развела она руками, с трудом оторвавшись от созерцания портрета. – Парень спрашивал, приготовила ли Инга фотографии. Она сказала, что да – готовы, передаст их на следующий день в… Так, кажется, она сказала, что передаст их в «Эльбрусе»! А ведь точно! Я только сейчас об этом вспомнила! Точно в «Эльбрусе»! Вы знаете это место?
– Да! Знаю!
Молодежный клуб «Эльбрус» строился вместе с теми же элитными домами, в котором и проживала сейчас осиротевшая семья Владимировых. Высокое конусообразное современное здание, с наглухо задраенными окнами, с громкой музыкой – такой громкой, что слышно ее было даже при закрытых окнах и дверях далеко за пределами заведения. Днем клуб почти всегда пустовал, но вечерами был полный аншлаг.
– А вы не помните время, на которое назначалась их встреча?
Александра так разволновалась, что незаметно для себя ухватила с ажурной салфетки третье по счету пирожное, а ведь неприлично, наверное, так обжираться в гостях.
– Время?.. Время, время… Что-то про три часа, кажется, говорилось. Кажется, точно что-то про три часа… Только не знаю, дня или ночи?..
Дня! Дня, конечно же! Александра едва не запела от радости.
«Эльбрус» закрывался в два ночи. Значит, встреча была назначена на три часа пополудни, то есть на пятнадцать ноль-ноль. В это время там всегда малолюдно, а значит, их мог кто-то там видеть, запомнить. Официантки, бармен, гардеробщица, да мало ли кто! Это уже хорошо…
– Числа вы, конечно же, не помните, так? – пробормотала она, скорее для себя, быстро записывая в блокнот то, что услышала от Валентины Степановны.
– Почему не помню?! Конечно, помню! Это было все за неделю до того, как ее… Как ее нашли на берегу. Высчитать не так уж трудно. – И хозяйка надолго замолчала, закрыв лицо руками.
Потом встряхнулась, ухватилась за бутылку, поболтала остатками бренди на самом дне ее, вылила в стакан, поморщилась маленькой дозе, но тем не менее снова выпила. А затем проговорила задумчиво:
– Я тут еще кое-что вспомнила!
– Что? – Александра снова подалась вперед, а рука, будто заколдованная, снова потянулась к пирожным.
– Она должна была отдать ему фотографии, а он ей деньги! Точно в такой вот последовательности! Говорит, ты приноси, малыш, а расчет при встрече. Все остальное потом, после того, как разместим в Интернете. Я еще заподозрила было, уж, думаю, не порнография ли подразумевается. Но нет! Ингуля – она же была не такая, знаете! Она посмеялась моим страхам и объяснила, что в этом… В этом ее будущее!.. Кто же мог знать?! – Лицо Валентины Степановны некрасиво сморщилось, и она заплакала прямо при гостье, не стесняясь. – Кто же мог знать, что будущего у моей девочки нет!!! И у меня теперь тоже нет!!! А вы напишите, Сашенька, напишите, чтобы и другим дурочкам неповадно было…
– Неповадно что?
Вопрос тоже был не запланирован. Но подтолкнуть хозяйку стоило, она, расплакавшись, совершенно перестала говорить. А ясности-то никакой не наступало в личном расследовании Александры, прикрытым журналистским!
Ну, был у погибшей Инги парень, и что? Ну, возможно, пытался возбудить интерес к Инге каких-нибудь рекламных агентств, это запрещено разве, тем более с ее согласия? Немного заработали на этом – тоже не криминал. И уж совершенно здесь нет никакой связи с тем, что в городе, кажется, орудует серийный убийца.
– Валентина Степановна, послушайте, вы, кажется, говорили, что Инга уже третья жертва за последние два месяца, так?
– Это не я говорила! В милиции мне так сказали! – с пьяным возмущением опротестовала Валентина Степановна собственное утверждение. – Так и сказали, что в городе, возможно, орудует маньяк. Будто бы на эту мысль их натолкнуло то, что все жертвы, как моя Инга, светловолосые, высокие красавицы. У маньяков, знаете ли, тоже свой конкурсный отбор, как и в рекламном бизнесе… А вы, Сашенька, вы-то куда лезете?! Зачем вам?! Пускай уж милиция копья ломает, если получится. Вам-то зачем голову подставлять?! Вы ведь тоже ему подойдете!
– Кому? – не поняла она сразу.
– Маньяку, кому же еще! У вас тоже рост немалый. Волосы… Внешность… Вы же очень эффектная девушка, будьте осторожны. А сейчас уходите, прошу вас. Уходите, не могу больше!
Валентина Степановна с трудом поднялась с кресла, и поплелась к столу, на котором стоял портрет погибшей Инги. Упав на колени, она принялась тихонечко поскуливать, без конца поминая имя дочери и подонка мужа.
Все, пора уходить.
Поднявшись, Александра на цыпочках вышла из гостиной, послушала немного, как причитает Валентина Степановна – кажется, та даже не поняла, что осталась в одиночестве, – и вышла из квартиры, тихонько затворив за собой дверь. Но не успела сделать и пары шагов к лифту, как напоролась на въедливый взгляд из-под низко повязанной шелковой косынки в мелкий цветочек.
– У Вальки, что ли, была? – без лишних предисловий спросила пожилая женщина, стоявшая руки в боки, возле соседней раскрытой двери.
– Была, – кивнула Александра.
Если честно, она немного перепугалась. Визит-то нелегальный. Она же обманом проникла в дом, назвавшись журналисткой. Надеялась, что общением с одной Валентиной Степановной и обойдется, ан нет, не тут-то было.
– Пьет снова? – Руки женщины сползли с оплывшей талии и ухватились за передник. – Можешь не говорить ничего, и без тебя знаю! Милиция никак с ней переговорить не может, все либо пьяная, либо с похмелья. А какая женщина была! Ох, вот беда!.. А ты Ингушкина подружка, что ли?
– Да вот… Приехала пару дней назад, а тут такое… – промямлила Александра, не зная что и сказать.