В их с Татьяной сценарии не было никакой соседки. Там была лишь убитая горем мать, у которой следовало максимально точно узнать о знакомствах и связях погибшей дочери. А тут вдруг соседка какая-то.
– Учились, что ли, вместе? – Взгляд немного потеплел, а дверь распахнулась чуть шире. – Входи, поговорим. Может, помочь сумеешь Вальке, пропадет ведь баба без Ингушки! Ее кобель малолетку, говорят, нашел и тешится с ней. Вся Валькина жизнь-то и была в Ингушке, а теперь… Ты бы, девонька, взяла бы шефство над ней, а! А я помогу. Ты входи, входи, поговорим. Звать тебя как?
Александра возьми и назовись Катькой!
Дурацкий закон самосохранения, наверное, сыграл с ней злую шутку. Перепугалась, что две роли – корреспондента и подруги Инги – одновременно это уже слишком. Через день-другой Валентина Степановна встретится со своей соседкой разговорится и… поймет, что приходила самозванка.
Вот и пришлось Катькой прикрываться! Думала, поможет, но все неожиданно пошло совершенно не так.
Женщина вдруг резко остановилась, будто споткнулась на собственном пороге. Медленно обернулась, снова уставилась на нее с прищуром и отвратительно так, едва слюной не брызнув, сказала:
– Пару дней назад, говоришь, приехала?! Так?!
– Ну… Да… А в чем, собственно, дело? – Александре пришлось пятиться едва ли не до самого лифта, с таким напором соседка Владимировых пошла на нее.
– Ага! Два дня назад, как же! А кто в тот день, когда Ингушу нашли, рыдал вон на той самой скамеечке, что под моими окнами, а?! – Ее полная рыхлая рука ткнула куда-то в стену за спиной Александры. – Кто рыдал, спрашиваю?!
– Кто? – шепнула она едва слышно, ничего не понимая совершенно.
– Ты!!! Ты рыдала!!! – Слюна изо рта заботливой соседки Владимировых все же зафонтанировала. – Ты кричала, что?!
– Что?! – Она продолжала пятиться, ругая себя, на чем свет стоит.
Не надо было называться чужим именем, ой, не надо! Нужно было придерживаться одной версии, той самой, по которой она журналист областной газеты. Назвалась подругой и нарвалась, как гворится.
– Ты кричала, что это ты виновата в ее смерти, вот что ты кричала! – прошипела ей в самое ухо соседка покойной Инги. – А малый какой-то тебя все утешал, все тетешкался с тобой, а ты орала!
– Орала?.. Малый?..
В голове все ходило и скрежетало мельничными жерновами. Все путалось, переплеталось и никак не хотело сходиться с тем, что Инга погибла от рук серийного убийцы. Если убил он, то почему тогда какая-то Катерина винила себя в смерти Владимировой Инги? И какая такая Катерина, если Валентина Степановна утверждает, будто ее дочь ни с кем и никогда не дружила? Нет, ну вот зачем она назвалась чужим именем?..
– Да, малый! Он все тебя утешал, все на коленках перед тобой ползал. Я все видела. Я на балконе стояла и все видела и слышала, вот! – И соседский палец уткнулся Александре прямо в лоб. – Ты, стерва, виновата! Ты!!! Теперь к Вальке бедной подмазываешься! И ее хочешь со свету сжить?! А!!! Я поняла!!! Ты – та самая потаскушка, что с ее кобелем мужиком лындается!!! Вот я сейчас милицию-то вызову! Пускай они с тобой беседу проведут и…
– Погодите! – И как силы у нее нашлись оторвать палец разгневанной женщины от своего лба и прикрикнуть твердо и даже властно, как показалось: – Погодите верещать!.. Если вы видели все со своего балкона, то должны были понять, что там была не я! И внешность, и голос, все не мое, так?!
– А… – глубоко посаженные глаза часто-часто заморгали из-под косынки. – А ты откуда знаешь?
– Оттуда, что меня там не было! И Катерин в нашем городе сколько угодно! И у Инги, я знаю, было целых три знакомых Катерины, вот! – хорошо, что не десять сказала. – Откуда мне знать, кто рыдал в тот день! Вы видели? Слышали? Опознать сможете?
Такой шквал вопросов немного отрезвил напористую женщину. Она ухватила в щепоть полный подбородок, вторую руку снова уперев в бок, и надолго задумалась. При этом соседка Владимировых все же посматривала на девушку с явным подозрением. Потом вздохнула и отрицательно качнула головой:
– Опознать не смогу, темно уже было. Но вот голос… Голос, кажется, точно не твой. У той Катьки был чуть выше и пописклявее. А малый все надрывался: Катюша да Катюша.
– А она его как называла? Она его называла как-нибудь?
Почему сразу сжалось все внутри от нехорошего, прямо-таки подлого предчувствия?! Уж не потому ли, что рядом с именем Катерины ожидалось услышать до боли знакомое Роман? И не из-за того ли, что эти двое с самого начала каким-то образом соприкоснулись со смертью Инги? Александре так казалось, во всяком случае.
А так ли это?!
– Малого она называла Серегой. Точно Серегой. – не долго думая, отозвалась соседка Владимировых. – Он ее – Катюшей. Она его – Серегой. Так-то… Но надрывалась, будь здоров! Может, не я одна и слышала. Милиция спрашивала, я все как есть и рассказала. Только не больно они слушали, говорят, будто маньяк Ингу нашу убил. Дескать, не она первая. А ты уж извини меня, Катерина, что обозналась. Жалко мне их, соседей моих. Инга погибла. Валька теперь сопьется. А кобель ее скурвится, да и только. Ты уж не бросай ее, навещай.
Все, на что Александру хватило, это молча кивнуть. Говорить не могла. Как услышала, что это не Ромка утешал неизвестную Катерину под балконом, так еле-еле сдержалась, чтобы не разреветься.
Слава богу, не он!!! Слава богу!..
А тому, что на погибшей девушке оказалась его одежда, тоже наверняка найдется объяснение. Но не сейчас, со временем. Когда все уляжется и станет более или менее понятным. Может, тогда он захочет ей все объяснить, когда не будет больше между ними преград из таких вот трагических событий.
Теперь же надо было наведаться в молодежный клуб «Эльбрус» и поговорить там с кем-нибудь о парне, которому Инга передала фотографии в надежде получить деньги. Может, это как раз тот самый Сергей, что утешал неизвестную Катерину?
Кстати, что же это была за Катерина?..К своему дому Александра добралась к семи вечера. Устала так, что еле волокла ноги по пыльному асфальту. Открыла калитку, сделала пару шагов и тут же уперлась взглядом в Ксюшу, с хмурым видом хрустящую яблоком.
– Здорово, – пробубнила та с набитым ртом. – Где таскаешься целый день? Я жду, жду! С соседом твоим устала общаться. Бдительный, черт! Трижды приходил. Боялся, наверное, что я на твое богатство польщусь, обворую!
Александра молча проковыляла к крыльцу, села слева от Ксюши. Сбросила с ног туфли, от которых ноги гудели так, что, казалось, она слышит этот тонкий болезненный звук. И тут же потянулась к ведру с яблоками.
Не польститься было сложно. Белый налив величиной с огромный кулак, светясь восковыми боками, крутой горкой дыбился из ведра. Назойливые осы тут же слетелись на запах и кружили над ведром, монотонно и нудно жужжа.