— Ты меня не пугай властью своей! Мы тут с тобой один на один, без свидетелей. Доказать ты ничего не сможешь. Да и если Тимку твоего потом на помойке найдут с переломанными костями, следов, ведущих ко мне, тоже не обнаружите, пригласи хоть Интерпол для расследования.
Я застыла немым изваянием и не находила слов для возмущения: этот человек, ступивший много лет назад на зыбкую почву сомнительного благополучия, был прав. Все слова, сказанные мною и им в приватной беседе, ни один следователь к делу не пришьет по той простой причине, что вряд ли Хлысту захочется их когда-нибудь где-нибудь повторить.
— А если я его не найду? — пролепетала я, немного справившись с растерянностью.
— Твои проблемы, — жестко парировал он. — Если ты его не находишь, то единственным человеком, ответственным за смерть моего брата, будет этот твой оборотень.
— А если найду?
— Я твой должник до самой смерти, — просто, без лишних слов ответил Сергей Иванович и даже попытался наградить меня подобием улыбки, но глаза его вряд ли кого-нибудь обманули бы.
Отерев руки салфеткой, я встала со своего места и, поблагодарив за потраченное на меня время, двинулась к двери. Но стоило мне взяться за ручку, как Хлобыстов окликнул меня:
— Анна!
— Да? — Обернувшись, я внимательно посмотрела на Сергея Ивановича и впервые со дня нашего знакомства уловила в чертах его лица что-то, похожее на сочувствие.
— Береги себя!.. — тихо молвил он и отвернулся.
Я притворила за собой дверь в его кабинет и на негнущихся ногах пошла по длинному коридору, устланному пушистой ковровой дорожкой. Не знаю, то ли проблеск сострадания со стороны этого матерого бандита возымел свое действие, то ли эмоциональная усталость последних дней, жуткой тяжестью давившая на плечи, но мне отчего-то стало жутко жаль себя.
В какой-то момент захотелось бросить все ко всем чертям, прыгнуть в поезд и мчаться в далекий провинциальный городишко, туда, где коротают долгие зимние вечера за чашкой чая мои родители. До звона в ушах захотелось услышать ласковое мамино: «Аннушка!» — и, уткнув голову в родные колени, по-детски разреветься…
Но до мамы было далековато, а вот слезы были совсем рядом. Усевшись на ступеньку лестничного пролета, соединявшую первый и второй этажи, я обняла прутья перил и расплакалась.
Что мне было делать дальше, куда идти, где искать мерзавца, чьи руки были по локоть обагрены кровью невинных? Эти вопросы выскакивали сами собой, заставляя чувствовать себя с каждой минутой все более несчастной. И неизвестно, сколь долго продолжался бы этот процесс, не явись мне в ту минуту спасение в облике непутевой соседки Елизаветы.
Сначала взору моему предстала замысловатая прическа, слепленная из белокурых локонов, скрученных жгутами Затем едва прикрытая грудь, в ложбинке которой перекатывался удивительной чистоты камень, что навело меня на подозрения, что Лизка сейчас в фаворе. Ну, а в завершение ее восхождения с первого этажа моему вниманию были представлены длинные стройные ноги, обтянутые маленьким клочком переливающегося бирюзой шелка.
— Анна?! — Лизка вытаращила на меня глаза и сама себе ответила:
— Анна! Что ты здесь делаешь?!
— Не волнуйся, конкуренции тебе не составлю, — попыталась я пошутить и принялась утирать мокрое лицо. — Подрабатываешь?..
— Чушь какая! — попыталась она оскорбиться, но тут же передумала, уселась рядом со мной на ступеньку и доверительно зашептала:
— Представляешь, Хлыст от меня без ума!
Говорит, женюсь…
— С ума сойти! — Меня невольно передернуло, когда я представила себе Лизку в объятиях «крысиного короля».
— А чего?! Мужик при власти, при бабках.
К тому же не дурак. Знает, как в живых остаться, — Елизавета поправила лезущий кверху подол коротюсенького платья и довольно хмыкнула. — И ты знаешь, несмотря на свою не очень привлекательную внешность, он очень хорош…
— Оставь, Лизавета, — сморщилась я, останавливая ее дальнейшие откровения. Меньше всего мне хотелось сейчас слушать о том, каков Сергей Иванович в постели.
— Ладно, вижу тебе не до меня, — согласно кивнула она. — А чего вообще приходила-то?
— Дела, — уклончиво ответила я и следом за ней поднялась со ступенек.
Лизка процокала каблучками вверх по ступеням, но неожиданно остановилась и свесила голову над перилами.
— Анна, — позвала она.
— Чего? — устало спросила я, задрав подбородок.
— Я совсем забыла тебе сказать… Помнишь, я говорила, что видела твою подругу на вокзале с железнодорожным билетом в руках?
— Помню, ну и?.. — сразу насторожилась я.
— Моя хорошая знакомая работает в билетной кассе. Так вот, она ее неплохо знает.
Когда-то строила гараж и обращалась к подруге твоей за какими-то стройматериалами…
— А покороче нельзя? — перебила я ее на полуслове. — Меня не интересует одиссея строительства гаража твоей приятельницы.
— Понятно, но я к чему это говорю-то? — Лизка нетерпеливо облизала нижнюю губу. — Она сказала, что подружка твоя ездит в Частые Дубравы.
— В Частые Дубравы? — машинально переспросила я. — А ты ничего не путаешь?
— Ань, я сегодня не пила. Зинка так и сказала: Антонина, говорит, раза три у меня билет туда покупала и всегда один. Она ее спрашивает, где муж-то твой? А та говорит, мол, муж тютю, нету мужа…
Лизка еще что-то говорила мне вслед, но я ее уже не слушала.
«Частые Дубравы… Частые Дубравы…» — раз за разом повторяла я, силясь вспомнить, что же так смутило меня в названии этого довольно-таки отдаленного от нашей области поселка. Что-то было связано с этим местечком…
Стоп! Так и есть!
Однажды на отдыхе, когда мы загорали с мужьями на пляже, Антонина, лежа на животе и уткнувшись носом в махровое полотенце, в полудреме пробормотала:
— Моталась тут по командировкам и на местечко одно набрела. Местечко просто прелесть…
— Какое местечко? — не сразу поняла я, разморенная солнцем и ласковым прикосновением пальцев Тимура к моей спине.
— Частые Дубравы называется-… — сонно ответила Тонька. — Место просто сказочное…
Тишина, уединение.
— С каких это пор тебе уединения захотелось? — встрял Тимур, медленно перемещая пальцы по моему позвоночнику. — Ты же без людей не можешь.
— Так-то оно так, да может наступить такой момент, когда мне захочется укрыться от всего мира. Так вот, лучшего места не найти…
Вся эта сцена, занявшая минут пять-семь, мелькнула в памяти за какие-то доли секунды.
В голове сразу что-то щелкнуло и завертелось.
Имена, события, даты мгновенно расположились в хронологической последовательности.