Осколки ледяной души | Страница: 65

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— И что дальше? — Степан покосился на руку Игоря, что удерживала его за шею. Вывернулся и проговорил со странной необъяснимой обидой:

— Чего хватаешь? Голова и без того болит.

А потом вдруг понял, что голова не болит уже. В ней нет ни боли, ни отчаяния, а так пусто. Так же пусто и гулко, как в сердце. И слова Воротникова падают туда как в черный бездонный колодец. Падают и дна не достигают, не слышно, чтобы достигали.

Не достигали, не задевали и не воспринимались, как должны были. Будто не с ним это все, будто со стороны как-то. Не с ним, не про него и не рядом…

— Поспрашивал ребят. Они и сказали. Мужа, говорят, ее арестовали. Он вроде ей за углом кафе встречу назначил.

— Откуда стало известно? — Он все еще расспрашивал его о Шурочке, как о чужом незнакомом человеке.

— В кафе официант один обратил на нее внимание. Он рассказал, что она вела себя вызывающе, очень громко разговаривала сначала с одним за столиком, а потом разговаривала с каким-то Геной по телефону…

— Это он. — Степан дико взглянул на Воротникова. — Откуда же у него пистолет? Он же непутевый! Он же пьет… Господи, ну откуда у ее Генки может быть пистолет?!

— Да погоди ты с пистолетом-то! Взяли просто первого, кто был рядом. Подъехали по вызову. Сидит мужик на земле и окровавленный труп тискает. Что надо было делать, по-твоему?

— Труп? Ты сказал труп?! Слушай, ты же вроде говорил, что просто в лицо выстрелил! Какой же может быть труп-то, Игорь?! А?! Ты что-то путаешь, наверное!

И вот тут его скрутило.

Скрутило так, что, ничего не видя перед собой, он вдруг побрел вдоль стены. Шел, держась одной рукой за рифленую облицовку. Уткнулся, будто слепой, в самый угол. Согнулся там пополам и замычал, мотая головой.

Двери одна за другой тихонько приоткрывались и тут же захлопывались. Из приемной высунулась Зоя. Увидела, ахнула и испуганно прикрыла ладошкой рот. Игорь зыркнул на нее зло и взглядом велел убраться.

— Степан, — Воротников подошел к нему и с силой ухватился за плечо, пытаясь его приподнять. — Хорош, Степан! Идем! Нам нужно переговорить с этим официантом. Его забрали, должны были допрашивать. Времени прошло достаточно. Он наверняка после допроса со страху домой ломанется. Мы его там и подождем.

— Господи… Господи… Шурка… Как же ты так…

Он причитал и всхлипывал, как баба. И еще, кажется, плакал. Страшное горе, страшнее которого у него никогда не было, упало на него так внезапно, что, не ожидая его, он почти задохнулся.

— Шура… Дурочка ты… Зачем же ты полезла-то?!

И тут же ответом полезли страшные покаянные мысли.

Это же он!.. Он, он, он во всем виноват! Он просил ее разузнать про Верещагина! Не остановил, когда она сегодня поехала во двор к Верещагиным! Не остановил, не запретил, ничего не сделал для того, чтобы предотвратить беду. Потому что… Потому что беды-то он как раз и не ждал…

Он почти не понимал, как шел к машине. Не к своей, конечно же. Разве смог бы он сейчас сесть за руль?!

Почти не помнил, куда и сколько времени они ехали. И уж совсем не заинтересовал его тот факт, что официант, встречи с которым так жаждал Воротников, после допроса вернулся на работу в кафе. Так объяснила Игорю мать официанта, открывшая им дверь.

И они снова ехали через весь город, безбожно превышая скорость и игнорируя все имеющиеся по обочинам запрещающие и предписывающие знаки.

Степан дороги не видел. Он без конца звонил Татьяне. Говорил с ней ни о чем, просто для того, чтобы слышать ее голос. И Кирюхе он звонил тоже, но тот к телефону не подходил, видимо, продолжая делать обход соседей по даче.

Зачем?! Зачем это все сейчас, если Шуры нет…

Официант — молодой парень с бледным лицом и торчащими в разные стороны прядями черных волос — смотрел на них настороженно и непонимающе. Воротников в сотый раз объяснял ему что-то и без конца совал в нос свое удостоверение частного детектива. Парень продолжал таращиться на них и молчать.

— Слушай, парень, — хрипло заговорил Степан, которому надоели бесплодные потуги Воротникова.

Он вымотался окончательно. Ему было больно, и вдруг с чего-то начал бить жуткий озноб. И так захотелось домой, к Татьяне, что он готов был сейчас начать трясти этого малого с бледным симпатичным лицом, чтобы выбить из него хоть слово.

— Ты отвечаешь на наши вопросы, и мы сваливаем, — проговорил Степан и облизнул шершавым языком пересохшие губы. — Воды дай!

Парень метнулся к раздаточному окошку и что-то проговорил, нагнувшись к нему. Через минуту в его руке был высокий стакан с ледяной водой.

— Спасибо, — поблагодарил Степан, в два глотка опустошив его, и возвратил парню. — Давай переговорим. Погибшая была моей.., хорошей знакомой. Она…

Голос дрогнул, и Степан замолчал. Не хватало еще слюни ронять перед пацаном.

— Погибшая?! — воскликнул официант. — Я что-то не пойму. Вы о ком, ребята?!

— Сегодня днем какой-то придурок стрелял в женщину во дворе этого вот дома. — И Игорь подпрыгнул два раза, выразительно глянув себе под ноги. — Ее машина стоит сейчас на стоянке?

— Красная «Тойота»?

— Да, да! Красная «Тойота»! Женщина черноглазая такая, эффектная, — подхватил Степан. — Сегодня какая-то мразь ее застрелила. А перед этим она встречалась здесь с кем-то и потом говорила по телефону и…

— Но она не погибла! — Парень нервно сглотнул, качнул головой и даже зажмурился, вспоминая неприятные минуты в кабинете следователя. — Сначала подумали, что она умерла. Но пуля прошла, срезав ей часть кожи вместе с волосами. Болевой шок. Много крови. Тут муж ее еще подбежал, и началось такое… Зевак полно. Крик, слезы… Кошмар просто какой-то… Но в милиции мне сказали, что она жива. Ей, говорят, повезло несказанно. То ли у киллера рука дернулась, то ли еще какой фактор помешал, но ваша знакомая жива.

Это он адресовал уже Степану, который стоял, непонимающе тараща глаза. Потом зажмурился, замотал головой и вдруг ни с чего полез к официанту обниматься.

— Господи! Спасибо, брат! Спасибо тебе!!! — бубнил он, тиская воротник его рубашки. — Ты не представляешь, как я тебе благодарен!!! Шурка, твою мать, ты жива…

Воротников наблюдал за всем этим со смешанным чувством жалости и раздражения. Время уходило. Драгоценное время уходило, и ему было жаль этого времени, бездарно растраченного на эмоции.

— Короче, я хотел бы знать, с кем встречалась здесь эта женщина? — встревал он все же в паузах между благодарным лепетом Степана.

— Мужчина. Высокий, светловолосый. Одет — так себе. Они ссорились. Женщина предъявляла ему какие-то претензии, он не соглашался. А потом он ушел. Все. — Официант пожал крепкими плечами. — Больше к ней за столик никто не садился. Она еще раз заказала кофе.