Вот что у него нарисовалось, вот что получилось, если он становился просто сыщиком, а не благодарным отцом ее бывшего пациента. И получалось, что Мохова Светлана Ивановна виновата сразу в трех убийствах! И она самая настоящая преступница, а не несчастная жертва обстоятельств.
Гадко! Гадко и противно становилось на душе у Виктора Ивановича, когда он понимал, что помочь ей почти ни в чем не сможет. Факты не просто говорили, они вопили во все горло, что она виновна.
Что делать?!
Пытался думать как-то иначе, пытался начинать подозревать кого-то еще, ничего не получалось. Да и кого подозревать? Ирину, что ли? Эту милую, умную женщину с такими прекрасными и чистыми глазами, что…
Дверь его кабинета приоткрылась, и Гришин Михаил Семенович попросился войти со странной, какой-то смущенной улыбкой.
Минут пять ушло на обмен бесполезной информацией о погоде, здоровье семьи и рыбалке. Потом Гришин, обмахиваясь без лишней нужды – кондиционер работал на полную мощность – глянцевым файлом с вложенными в него листами бумаги с машинописным текстом, спрашивает:
– Слушай, Виктор Иванович, я тут хотел тебя спросить, да все недосуг.
– Спрашивай. – Он улыбнулся, сразу догадался, что Гришин не просто так к нему заявился.
– Тебе эта Мохова родственница, что ли, какая?
– Нет, не родственница. А что?
– А-аа, понятно! – Гришин противно оскалился, оглядываясь на дверь и понижая голос до интимного шепота: – Сам люблю таких вот аппетитных блондиночек, сил нет!
– Я не люблю, – перебил его Виктор Иванович с неудовольствием. – Жену я свою люблю, Семеныч. Давно люблю и, наверное, навсегда.
– Да? – Гришин пожевал губами, про себя подумав, что не ошибся насчет этого сухаря, разговор вряд ли получится. – А чего тебе тогда в ее деле такой интерес?
– Попросил человек о помощи… Ладно, расскажу. Ребенка она моего от смерти спасла, Михаил Семенович. Вытащила, когда уже другие было рукой на него махнули. Как бы ты поступил, а? Отказал бы ей?
– Да-аа, ситуация, я скажу! – Гришин озадаченно прищелкнул языком. – Тем более что все факты против нее. И столько их, что за глаза хватит на четвертак. Это ты понимаешь?
– Понимаю. – Он удрученно вздохнул, снова покосившись на файл в руках коллеги из прокуратуры. – Будто кто специально эту дуру подставляет. Только кому может быть выгоден такой расклад?
– Ага, узнаю профессионала! – обрадованно подхватил старый лис и положил все-таки файл с бумагами перед ним на стол. – Знаешь, что тут у меня?
– Нет. – Виктор Иванович медленно потянул листы бумаги из пластиковой папки. – И что там?
– А ты читай, читай. Может, какие соображения все же появятся.
Он медленно начал читать, но тут же сбился. Снова продолжил чтение, теперь уже по диагонали. И, ознакомившись с документом, уже не знал, радоваться ему или печалиться. Все снова выходило не по его.
– Ну! Как тебе это нравится?
– И что с этим можно делать? – осторожно вопросом на вопрос ответил Виктор Иванович. – Это еще ни о чем не говорит.
– Допустим, но при желании идею эту можно развить, приобщить к делу, и часть вины Моховой тогда будет взята под сомнение, так ведь?
Может, да, а может, и нет. Уж лучше бы нет, потому как тогда под невольное подозрение попадала Ирина! Ведь в тех бумагах, что принес ему Гришин, значилось, что вторая половина квартиры ее друзей в случае смерти ее владелицы – Натальи переходила к ее подруге Ирине.
Вот вам и дела…
– Саша, ну нельзя же так, я не знаю!
Отчитывать она его начала прямо с порога. Как увидела в его окнах свет, так и помчалась к нему, забыв о долге, чести и совести. Ведь не престало все же бегать ночами замужней женщине в дом холостого мужчины, так ведь? А она снова побежала. Допекли ее беды и неприятности, совершенно не знает, как нужно и положено поступать, чтобы было прилично.
Это она так себя ругала, пока мчалась по лестнице, потом через двор, а потом снова по лестнице. Ругала, украдкой поглядывая на темные окна. Что подумают о ней люди, заметь они ее полуночные перемещения? Встанет кто-нибудь в туалет или воды попить, а тут она скачками двор пересекает. Что подумают? Ничего хорошего они о ней не подумают, это точно.
Соседка-то Сашина снова выглянула из-за своей двери, когда Ирина позвонила в его квартиру. И хмыкнула что-то старая ведьма ей в спину. Ирина не стала даже оборачиваться.
– Что случилось?
Саша растерянно отступил под ее неожиданным гневным натиском. Он только-только вернулся, пять минут как вышел из душа, толком не успев обтереться, и тут Ирина прибежала. А он снова, как нарочно, честное слово, в старых спортивных штанах, а сверху голый. И с мокрых волос течет на грудь и спину, полотенце было несвежим, пришлось его при гостье зашвырнуть обратно в ванную.
– Что случилось, Ирина? – Он пригласил ее жестом пройти в комнату, благо там теперь царила идеальная чистота. – Прошу вас.
Она вошла в комнату, приятно удивилась порядку. И, старательно обегая взглядом его плечи в крупных каплях воды, пробормотала:
– Случилось много чего, Саша. Много чего! А вас все нет и нет. Ну где вы пропадали?!
– Я… Я устраивался на работу. На новую работу к своему другу. Обещали хорошо платить. При старой зарплате, сами понимаете, мне из долговой ямы не выбраться. А что случилось?
После того как она ушла от него тем утром, он больше ее не видел. И старался не видеть, если честно. Ни к чему хорошему не приведут их отношения. Да и отношений-то никаких не было. Они позавтракали вместе, поговорили, до чего-то пытались додуматься сообща. Ничего не вышло. Она встала, поблагодарила его со скупой улыбкой и, не взяв розу, предназначавшуюся ей, ушла.
– А что ты хочешь, старик! – изумился Женька, ему-то он рассказал о своей гостье, вынужден был рассказать, потому как тот снова пристал к нему с темой примирения с Лизкой, сил просто не стало от его настойчивости. – Она замужем! И мужа своего наверняка любит.
– А чего тогда ко мне пришла?
Он не хотел сдаваться, не хотел слышать и знать никаких доводов, способных логично объяснить, почему Ирина явилась к нему той ночью.
– А к тебе пришла, чтобы домой не идти, – хмыкал снисходительно его друг.
– Ну!
– Что ну-то!
– Это обо всем и говорит.
– Это ни о чем не говорит, дружище. – Женька глянул на него, как на ребенка несмышленого. – Или, вернее, говорит о том, что не пошла она туда лишь потому, чтобы не поймать его на месте преступления. Знаешь, как говорят: око не видит, а… Вспомнил пословицу мудрую? То-то же. Она не позволила себе застать его с бабой, не позволила ему нести чушь в свое оправдание, стало быть, продолжит делать вид, что ничего не случилось. А если продолжит делать вид, значит, продолжит жить с ним. О разводе разве она говорила?