Почему-то Инне вспомнилось изречение об учительской этике, которая наверняка запрещала преподавателям так откровенно смотреть на своих учеников.
— А я уже там была, поэтому не поеду, — выдавила Инна, попрощалась и ушла.
На улице, вдыхая морозный воздух, она даже не отругала себя за поспешность такого ответа. От внезапного переизбытка директорского внимания ее слегка потряхивало. Снег хрустел под ногами. Инна пребывала в некой непонятной прострации. Свалившееся на ее голову счастье как-то неправильно, как-то плохо усваивалось. Вместо улыбки до ушей и приплясываний на месте, вместо поющей души и прочих атрибутов радости — ничего. Инна вяло передвигала ногами, поддевая носком сапога снег. Никогда еще в голове у нее не было так пусто!
— Эй! — окрикнул ее кто-то.
Она нехотя обернулась и не сдержала улыбки.
К ней спешил Артем. В расстегнутой черной куртке, без шапки и шарфа, но с разбитой губой.
— День травм! Где это ты умудрился?
— Да так, упал.
— И ты тоже? — Инна покачала головой. — Можно подумать, что вы все ходите на протезах.
— У тебя зато все хорошо, — улыбнулся парень. — Знаешь, ты — как открытая книга, по тебе все сразу видно.
— Да, у меня все отлично, — согласилась Инна неожиданно для самой себя.
— Рад за тебя.
Они стояли друг против друга и улыбались. Его голубые глаза светились искренней радостью, и девушке вдруг стало приятно, удовольствие словно разлилось по всему телу мягким бальзамом.
«А ведь я ему, наверное, нравлюсь», — мелькнула шальная мысль, поразившая ее до глубины души. Захотелось сейчас же это проверить. Инна не знала, что она будет делать в дальнейшем с этой его симпатией, но, глядя в красивое лицо Артема, ловя его улыбку, которую не могла испортить даже разбитая губа, Инна словно тонула в его взгляде, искрившемся нежностью и светлым теплом, точь-в-точь как от бенгальских огней.
— Артем… — завороженно начала она, но другой девичий голос ее прервал:
— Артем, ну давай скорее, долго тебя ждать?!
Инна обернулась и увидела девушку в длинной рыжей шубке: она махала парню рукой.
Он снова повторил:
— Рад, что у тебя все хорошо… мне пора. — Он уже собирался уйти, и тут Инна не выдержала:
— Твоя новая подруга?
Его только что сиявший взгляд сразу потускнел.
— Не то что новая… знаешь, как бывает: есть кто-то на примете, а сердце не лежит, хочется невозможного, надеешься-надеешься… а однажды глаза открываются.
— Твои открылись? — неуверенно спросила Инна.
— Может быть, — отводя взгляд, пробормотал он и повторил: — Мне пора.
Инна смотрела ему вслед и понимала, что больше не будет этих внезапных, так раздражавших ее встреч: Артем потерян для нее навсегда.
«А ведь он и не был моим никогда. Чьим угодно, только не моим», — и стало так грустно!
— У меня все отлично, — повторила Инна уже сказанную ему ложь.
Она была для него открытой книгой, только он не знал, что в щенячий восторг ее привела именно встреча с ним. Все отлично у нее стало, когда она услышала его голос, увидела заботу в чудесных голубых глазах и улыбнулась его улыбке.
На экскурсию Инна не поехала. Выходные она провела, бесцельно шатаясь по улице с Героем, в разговорах с сестрой, обреченной выслушивать ее размышления на тему странных отношений Инны с Артемом, и в думах о внезапно свалившемся на нее внимании директора. За эти два дня девушке никто не позвонил. Это настораживало. Пусть многие уехали на экскурсию, но кто-то же остался, и этот кто-то ей не позвонил. Хотелось в школу. Инна скучала и все чаще приходила к неутешительному выводу, что она вообще никому не нравится. Поэтому, как только в понедельник ее приветственно обнял Ваня, первое, о чем она у него спросила, было:
— Вань, я тебе нравлюсь?
Парень слегка опешил, но тут же попытался отшутиться:
— Само собой, котенок, ты — просто мечта.
— Я серьезно! — возмутилась Инна.
— Я тоже.
Она вздохнула.
— Врешь ты все…
— Это что за упадочнические настроения? Прекращай, а то налуплю сейчас!
— Меня бесит, — взорвалась она, — я никому…
— Что тебя бесит, Инна? — С улицы вошел Константин Викторович.
— Ее бесит, что она никому не нравится! — ответил за нее Ваня.
Появившаяся следом Кристина стряхнула с куртки снег и воскликнула:
— Ну, наконец-то до нее дошло! Давно пора!
Директор проводил озадаченным взглядом Кристину, продолжавшую бурчать что-то себе под нос, уже удалившись на приличное расстояние, и бодро заметил:
— Нравиться всем невозможно, но тебе, Инна, грех жаловаться, ведь ты нравишься подавляющему большинству наших учеников!
— Вот-вот, и я о том же, — закивал Ваня, — смотри, ты даже нравишься нашему директору, строящему из себя матушку Терезу!
Константин Викторович шутливо посмотрел по сторонам: никто не слышит — и прошептал:
— Вот-вот!
— Прекрасно, — воздел Ваня руки к потолку, — мы установили, ты всем нравишься, будем жить дальше!
Инне сегодня было не до его шуток. Ей вспомнилась девушка в рыжей шубке, и чуть поднявшееся было настроение опять упало ниже плинтуса.
— Всем нравиться невозможно, даже тем, кому хочется. — И она поплелась в гардероб, но успела услышать, как Ваня воскликнул:
— Господи, да кто ж теперь тебе нужен? Президент, может быть? Все, Константин Викторович, лафа кончилась, отправили вас на списание! Как старые лапти!
Инна не сдержала смешок из-за такой формулировки.
Константин Викторович, видимо, пребывал в прекрасном расположении духа, потому что с видом великомученика он ответил на это:
— Пойду в кабинет плакать!
Они все посмеялись и разбрелись кто куда.
День не предвещал ничего интересного, так и вышло. Три пятерки, нечетное количество комплиментов от обожателей, несколько замечаний от престарелых училок и одна угроза от молодой учительницы по музыке — обратить внимание директора на ее вызывающий внешний вид. Угрозы Инну не пугали, она сомневалась, что Константин Викторович имеет что-то против ее имиджа. Музыкантша попросту ревновала, на нее лапочка-директор не смотрел! А если и смотрел, то мешковатые шмотки училки скрывали очертания ее фигуры настолько, что его скучающий взгляд начинал искать пятый угол. Вот только учительница-то понимать этого не хотела, а после звонка с последнего урока они с Инной, как назло, вновь столкнулись на первом этаже.