И он опять защелкал рычажком диапроектора. Поглощенные созерцанием работ, студенты не заметили, как преподаватель облегченно вытер платком выступившую на высоком лбу испарину.
«Вот ведь черт за язык потянул, – ругал себя Бубнов, что ничуть не мешало ему продолжать чтение лекции. – Разоткровенничался, старый идиот. Понимаю, почему могли быть сожжены… Да, понимаю. Мунк – художник, сила таланта которого эквивалентна силе безумия. А оно заразительно. Даже через десятилетия. И я знаю, что произойдет в этой аудитории после окончания пары…»
Он распорядился включить свет и пустил по рядам альбом с репродукциями Эдварда Мунка, а также несколько комплектов открыток. И продолжил объяснения:
– Обратите внимание на сочетание красок, их насыщенность. Кстати, в это сложно поверить, но Эдвард Мунк никогда не пользовался черной краской, предпочитал темно-синюю.
Оглушительный дребезжащий звонок оторвал Василия Михайловича от любимой темы. Вечно спешащие студенты не торопились прощаться.
– Можно мне написать курсовую работу по творчеству этого художника?
– И я хочу!
– Василий Михайлович, а где можно более подробно прочитать про Эдварда Мунка? Биографии его существуют?
Ответив на все интересующие молодежь вопросы, Василий Михайлович захватил свои вещи и направился в деканат. Еще по дороге, пролистывая альбом, заметил: «Больную девочку» аккуратно вырезали из книги. За своим столом он пересчитал открытки. Нескольких штук не хватало.
И так было на каждом курсе после лекции о творчестве Эдварда Мунка. Им было очень просто заболеть. А вот выздороветь – нереально. Василий Михайлович пробовал. Не получалось.
5
Среду Наталья Александровна Перова не любила больше прочих дней недели. Именно по средам она убирала квартиру Сергея и Лены Ивановых, и простым это занятие назвать сложно. Квартира у них большая, четырехкомнатная. Мебели много. Пока под каждый диван с тряпкой залезешь – поясницу так ломит, что и разогнешься не сразу… Шестьдесят лет – все-таки возраст. Спина болит, и ноги, и простуды не отпускают. А еще у Ивановых много полок с сувенирами. Каждую статуэтку и шкатулку сними, каждую протри. Только с этими полками – два часа работы. Моющие средства у Лены почему-то заканчивались аккурат накануне прихода домработницы. Наталья Александровна уже и замечания делала, и даже ругалась как-то. А все без толку. Жадноватая хозяйка Леночка. Направляясь к ней, приходилось захватывать с собой и чистящий порошок, и жидкость для мытья окон.
В понедельник – легче. Понедельник – квартира Марины Красавиной. Жуткое местечко, пентаграммы на стенах, какие-то странные предметы повсюду, горы книг. Зато – минимум мебели, никаких сувенирных побрякушек. И окна каждую неделю мыть не заставляет. Писательница, творческая личность. Ей вообще, кажется, безразлично – есть ли комочек пыли под креслом, нет его. Никогда не придирается. Платит всегда вовремя, не жадничает.
Пятница с точки зрения уборки – проще простого. «Однушка», парень-холостяк живет. Раз– два – и уже порядок. Но у Леши и другие пожелания имеются. Рубашки надо ему гладить. Да так, чтобы не единой складочки. И суп иногда просит сварить. А еще за продуктами сбегать. И вот получается – уборки вроде бы немного. Но всю пятницу Наталья Александровна как белка в колесе вертится. Ни присесть, ни отдохнуть.
А что тут поделаешь? Жить-то надо. Пенсия крошечная, ее едва хватает на оплату коммунальных услуг. Вот и есть в ее жизни эти понедельники, пятницы. Или среды. Как сегодня…
Наталья Александровна вошла в подъезд Ивановых, перекинулась парой слов с консьержкой и заторопилась в квартиру. Работы очень много. Среда.
Она открыла дверь своим ключом, перекрестилась, прошептала: «С богом».
В раковине на кухне – ох уж эти Лена и Сергей! – высилась гора посуды. Даже на кромке раковины хозяева умостили пару чашек. Остатки жидкости в них уже подернулись пленкой плесени. А стоять на этом месте должна была бутылочка моющего средства. Пустую Наталья Александровна еще на прошлой неделе отправила в мусорное ведро.
Когда она доставала из своего пакета средство для мытья посуды, невольно вспыхнула раздражением. Для Леночки десятка-другая рублей – мелочи, она и не заметит этой траты. А Наталья Александровна всю жизнь каждую копейку считает. Почему она должна за свои деньги покупать эти несчастные порошки? «Не нравится – уходите», – сказала Лена. А куда пойдешь в шестьдесят лет?! Да теперь даже для того, чтобы унитазы драить, очередь из молоденьких девчонок стоит. Так что надо держаться за это место, другого не будет.
«Прости, господи, – думала Наталья Александровна, отмывая жир с тарелок. – Грешна. Мысли мои, раздражение – все это грех. Конечно, я прощаю и Лену, и Сергея. Ибо не ведают они, что творят. Поклоняются золотому тельцу, а ведь сказано в Евангелиях: легче верблюду проскользнуть в игольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное. Я верую, ты не оставишь меня. Будет день – будет и пища».
Она навела порядок на кухне, вымыла туалет и ванную, пропылесосила ковер в прихожей. В поясницу вонзились первые иголки боли, и домработница решила: сначала уберет комнату Светланки. Это будет почти отдыхом. Девочка все равно там не живет. Родители отправили шестилетнюю кроху в английскую школу и, кажется, ничуть не страдали от отсутствия дочери.
В комнате Светланки хорошо. Обои с героями диснеевских мультиков, манеж завален плюшевыми игрушками. Вот ведь Лена… Светланка уже большая девочка, манеж ей без надобности, второго ребенка, как призналась хозяйка, заводить не планирует, для себя пожить хочет. Так отдай же манеж подругам, знакомым с маленькими детьми. Нет. Стоит зачем-то до сих пор в Светланкиной комнате.
Вот и все, пожалуй. Вытерта пыль с компьютера, вычищен коврик, вымыт пол, в том числе и за диваном.
«Ой, шкаф же еще! – вспомнила Наталья Александровна. – Лена всегда проверяет, все ли наверху чисто. Как-то забыла протереть – и хозяйка ругалась».
Возле шкафа вилась моль. Домработница ловко хлопнула в ладоши, уничтожая зловредное насекомое, и отодвинула дверцу. Неужели в одежде Светланки завелась моль? Да ведь и нет в шкафу почти никаких вещей…
Ах, вот в чем дело. Леночка повесила здесь свою норковую шубку. Все понятно: мех натуральный, шкаф Светланкин она убирает редко, потому что пустой. Не забыть бы в следующий раз принести средство от моли.
Наталья Александровна достала шубку, убедилась в отсутствии личинок, хотела уже вывесить ее на балкон на пару часов и… горько зарыдала.
Носочек. Белый, с синими полосками. На нижней полке шкафа.
У Кирюши были точно такие же носочки. Она до сих пор помнит всю его одежду, и школьный ранец, и сбитые коленки. Темные непослушные прядки падали на глаза ее сыну, а он не давал их стричь, хотел длинные волосы, как у Д Артаньяна…
Ее мальчику теперь исполнилось бы 18 лет. Он беззаботно улыбается с фотографии на кладбищенском памятнике, десятилетний ребенок, ему было всего десять лет, ее солнышку, ее радости, Господи, ну за что?!