Но даже личный, зловещий и болезненный опыт казался Лике недостаточным. Она устала опираться на свои слабые представления о смерти, описывая ее на страницах книг, анализируя, что делают врачи, что чувствуют, как говорят. Безусловно, есть специальная литература. Но она именно для профессионалов. Куча терминов, сомнительное качество полиграфии, и как во всем этом разобраться – не понятно. Но разобраться нужно. Журналистский рефлекс срабатывал и при работе над книгами. Если чего-то не знаешь – не поленись уточнить. Пусть примут за зануду, зато не напишешь глупостей.
– Анжелочка, а газета?!
Лика вздрогнула. Погрузившись в свои мысли, она и не заметила, как добралась до стоянки. В окошке будки показалось заспанное лицо Викентьевича. Дедок всегда просил захватить для него свежий номер «Ведомостей» или новую книгу и сейчас предвкушал неторопливое чтение.
Лика зябко поежилась, холодный ветер пронизывал куртку.
– В машине, буду выезжать – передам, – она улыбнулась старичку и заспешила к своему небесно-голубому «Форду».
– Едем в морг, малыш. Судмедэксперты в постели не разлеживаются. Вскрытия начинаются в восемь утра. Домчишь меня?
Машина ровно урчала еще непрогретым мотором.
– Нет, – продолжила Лика свой разговор с «фордиком». Она не сомневалась: если с техникой общаться, то и машина, и компьютер будут работать намного лучше. – Сейчас нас с тобой точно никто не выгонит. Злобный дядька патологоанатом остался в прошлом.
Главный патологоанатом Аркадий Гудков в телефонном разговоре на интервью согласился сразу же.
– Нет проблем, приезжайте прямо сейчас. Пообщаемся, – небрежно бросил он и отключился.
Лика заторопилась, умоляла «фордик» побыстрее проехать пробку на Тверской, пребывая в полной уверенности – все у нее получится. Все узнает, выяснит, поймет, да еще и статью про дядьку хорошую напишет. Должен же и он что-то получить от проведенного ликбеза.
В кабинете Гудкова Лика сразу же извлекла из рюкзачка диктофон, блокнот и цифровой фотоаппарат.
– Скажите, а вы «Окончательный диагноз» Хейли читали? – наблюдая за ее приготовлениями, поинтересовался главный патологоанатом.
Вронская покачала головой. Первая – она же единственно прочитанная книга этого автора «Аэропорт» не вызывала никакого желания продолжить знакомство с его творчеством. Типичный американский писатель. На один абзац – семь глаголов «был». Может, это недостатки перевода. Но жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на выяснение маловажного вопроса.
– Я так понимаю, патологоанатомы проводят вскрытия людей, скончавшихся в больнице? – спросила Лика, нажимая на кнопку начала записи.
– Подождите. Выключите, – Гудков кивнул на диктофон. – Вы знаете, что такое биопсия?
– В общих чертах. Прижизненный забор ткани для исследования. Думаю, проводится, когда есть сложности с постановкой диагноза, при подозрении на злокачественную опухоль. А в чем дело?
Патологоанатом довольно прищурился.
– А что такое аутопсия?
Журналистка замолчала. Универсально-поверхностный мозг не выдал совершенно никаких ассоциаций.
– Всем спасибо, все свободны. Девушка, вы пришли к главному патологоанатому! Вы отнимаете мое время и не удосужились выяснить ровным счетом ничего о моей профессии. Идите в библиотеку. Прочитайте справочник по патанатомии и Хейли. А вот потом мы с вами поговорим! Собирайте вещички и на выход. Вы меня плохо поняли?
Глаза предательски защипало. Лика закусила губу и выскочила из кабинета. Только бы этот урод не увидел, до какого состояния он ее довел!
– Мне двадцать восемь лет! Я зам главного редактора. У меня две изданные книги. Я не обязана знать каждый термин для того, чтобы понять ситуацию в целом, – жаловалась она «фордику». Тот сочувственно гудел двигателем. – Так, еду в редакцию и пишу, что люди, имеющие дело с трупами, с живыми людьми общаться не умеют!!!
Вместо редакции Лика добралась до библиотеки. Взяла гору справочников и злополучного Хейли, все прочитала и позвонила Аркадию Гудкову, вооруженная даже значением слова «распатор». [9] Кстати, аутопсия в переводе на нормальный язык переводится как «вскрытие». И стоило из-за такой ерунды закатывать истерику?
– Надеюсь, прочитанное пойдет вам на пользу. У меня нет никакого желания с вами общаться, – хмыкнул Гудков в трубку.
Она пару минут раздумывала, что предпринять. Есть знакомые в руководстве Минздрава. Всего один звонок – и главный патологоанатом станет белым и пушистым и все расскажет и покажет. Но смысл? Становиться на один уровень с человеком, которому нравиться унижать окружающих? Это будет не победа, а поражение.
«Что ж, надо идти к судмедэкспертам, – решила Вронская. – Ничего не поделаешь, придется отвлекать тех, кто занят в большей степени и более серьезными делами. Работа та же, что и у патологоанатомов. Только задачи разные. Судмедэксперты проводят вскрытия в том случае, когда есть сомнения в компетентности врача, „залечившего“ человека до летального исхода. Ну и насильственная смерть – их сфера деятельности. Мера ответственности выше, и не хотелось бы их отвлекать, но другого выхода нет».
На сей раз Лике повезло. Руководитель бюро судебно-медицинских экспертиз Борис Уткин оказался настоящим фанатом своей профессии.
– Посетить морг? Пожалуйста, – сказал он после увлекательного и содержательного интервью. – Сейчас распоряжусь принести вам халат. Он одноразовый. Выбросите потом.
Лика вздрогнула. Халат? Зачем?
Уткин пояснил:
– Вскрытий проводится много. И крови во время этого дела – море. Капнет на вас, одежду испортите.
И вот все готово. Халат в рюкзаке, «фордик» прогрет, можно отправляться в путь.
Шлагбаум почему-то не поднимался.
– Ах да, газета! – вспомнила Лика.
Она опустила окошко, протянула Викентьевичу припасенный номер «Ведомостей» и нажала на газ.
4
«Новый роман Виктора Пелевина „Шлем ужаса“ построен…»
Нет, все не так.
«В новом романе Виктора Пелевина затрагивается…»
Ерунда какая-то.
«Модный прозаик Виктор Пелевин по-прежнему в своем апмлуа…»
Марина Красавина в очередной раз стерла первую строчку обзора книжных новинок и в отчаянии уставилась на монитор. Неужели она писала легкие, полные иронии и глубокого анализа статьи? Писала. Кому еще заниматься книжными обзорами для журнала «Искусство»? Ведь она самый продаваемый в России автор мистических романов. В ее прозу проваливаются, утратив чувство времени. А статьи – мелочи, щелкаются легко, как семечки, работы максимум на час. Теперь же – полный ступор. Интеллектуальный паралич. В аду не получается мыслить. Черти, сковородки, грешники – какая чушь. Настоящий ад – вырванное сердце, холодные губы. Тоскующая пустота между ног. Того, кто мог ее заполнить, кто был для этого создан, больше не будет. Ад выглядит, как ангел. Кто знал, что все получится так больно, так серьезно…