Горел костер.
Плясало пламя на еловых ветках, валил густой, вонючий дым. Вились к небу серо-черные змеи, взлетали алые росчерки искр, обволакивая обнаженное женское тело.
Эта женщина не боялась огня: шаг – и ступила в самую сердцевину пламени, – казалось, привычное дело для нее, обыденный ритуал, обряд подчинения грозной стихии.
Но в тот же миг ее тело, сильно подавшись назад, изогнулось от боли, застыли недвижимо распахнутые к небу глаза, превратившись в два лунных отражения. Дикий стонущий крик разнесся над лесом, пролетел эхом над землей, и, вторя ему, зашумели деревья, словно хотели запомнить навеки жуткий отголосок людского отчаяния.
Тело женщины продолжало изгибаться, так что голова уткнулась в пятки, творя неестественный круг, и вдруг выкатилось из костра, захвативши на обод лепестки пламени, да так и замелькало ярким обручем по поляне.
Казалось, дикая пляска живого кольца будет продолжаться вечно, но вот оно замедлило страшный бег, резко остановилось и упало набок. Угольные пятна на человеческой коже неожиданно подернулись серебром, зазмеились тонкими ручейками по телу, побежали по кругу, творя идеальное переплетение, скрывая черноту… И вдруг проступило, преображаясь, под сложным узором лицо. И глянули во тьму изумрудные кристаллы окаменевших глаз.
Танюша ненавидела родственников. Всех и каждого.
За вмешательство в личную жизнь.
– Ма-а-ма, хватит, – борясь с острой головной болью, говорила она в трубку телефона, – не поеду я в такую даль, неизвестно куда и неведомо зачем. Ой, ну конечно, это недобросердечно с моей стороны… Давай ты с папой съездишь, вы-то ее хоть знали… Я не эгоистка! До завтра. – Танюша уверенно нажала на отбой. И вдруг, не выдержав, резко грохнула трубкой об пол.
Прижимая пальцы к вискам, она смотрела на жалкую кучку пластмассовых кусочков, безуспешно прикрывающих обнаженный динамик, и размышляла.
После вчерашнего дня рождения в голове троилось и множилось, будто Танюшины мысли корчили друг другу смешные рожицы. Отмечали на славу – все-таки двадцать два года раз в жизни бывает. Праздник удался, несмотря на окончательный разрыв с Толиком и отсутствие лучшей подруги, укатившей со своими моделями в Клев на очередной показ. На Русланку Танюша особенно обижалась: все понятно, директор модельного агентства, много важных дел, но ведь можно эсэмэску отправить? Даже Толик прислал, и такую длинную, что с его-то бережливостью вдвойне удивительно.
А сегодня ни свет ни заря разбудила мама. Оказывается, пока вчера Танюша пила шампанское с друзьями, в каком-то Цямброне, в Карпатах, скончалась ее прабабушка, аккурат во сто и один год, и оставила в наследство ей, неизвестной правнучке, загадочное «что-то». Мама так и сообщила: что-то. Наверное, какие-то старые тряпки. А может, книги или бумаги? Старинную Библию или альбом с фотографиями… девичий дневник?
Танюша улыбнулась этой мысли: читать про молодые страсти столетней бабки? Ну уж нет. Да и весть о смерти родственницы, прямо скажем, застала ее врасплох: она и о жизни той не больно слышала.
Но самое неприятное – телефонный звонок послужил финалом ужасному сну; правда, помнила она утреннее видение обрывками – вроде бы огонь посреди леса и яркие зеленые сполохи, разрывающие тьму… или алые? Видение было неприятным, но не более чем разговор с мамой.
Дверной звонок выдал резкую трель.
Вздохнув, Танюша отодвинула чашечку со свежесваренным кофе. Поднялась с кресла, жалостно охнула, схватившись за голову и прошлепала в коридор открывать.
На пороге стояла Руслана, веселая и разрумянившаяся. Бежала, что ли?
– С двадцатидвухлетием и освобождением! – Она извлекла из-за двери коробку шоколадных конфет, украшенную алым бантом и большой желтый конверт.
– С освобождением? – вяло спросила Танюша, прекрасно понимая намек, взяла подарки и почему-то окончательно расстроилась. – Ты что, решила меня деньгами ассигновать? Спасибо, конечно…
– Нет, это у тебя под дверью лежало, – беззаботно сообщила Русланка и быстро отвела глаза, как будто страдала косоглазием. – Странно, правда? – добавила она и опять скосила глаза, но уже в другую сторону.
– Ничего странного, – рассеянно ответила Танюша, немного удивленная мимикой подружки. – Замок у нас на почтовом ящике сломан. Скорей всего, Михалыч, дворник наш, принес. Наверное, постеснялся позвонить.
Танюша проводила Русланку на кухню, выслушивая последние новости и сплетни модельного бизнеса. Терпеливо сварила еще одну порцию кофе, зажав конверт под мышкой, и лишь когда они обе разместились в гостиной на диване, позволила себе поближе рассмотреть загадочное письмо.
Бумага была плотной, не просвечивала, имела на себе десять здоровенных марок с изображением мифических животных, печать почтамта и Танюшин, собственно, адрес. Отправитель указан не был, и это настораживало.
– Да ты откроешь наконец! – не выдержала Руслана. Глаза подруги хоть и не косили уже, но опасно блестели. – Я вот сто лет писем не получала, кроме как электронных, но это же не то совсем… Давай-давай!
Танюша даже поежилась. И откуда такой интерес?
«Брр, с похмелья какая-то подозрительная стала», – подумала она и быстро надорвала конверт. Ей в руки скользнул малюсенький клочок бумаги в клеточку, оборванный по краям, словно наспех выдранный из какой-то тетрадки.
«Пани Татьяне Окрайчик.
С прискорбием спешу сообщить Вам, что госпожа Марьяна Несамовита скончалась вчера, ровно в полночь. Прошу Вас немедленно приехать в село Цямброне, улица Кривая, дом шесть, чтобы получить сундучок, указанный в наследство Вам почившей прабабушкой. Явиться надлежит немедленно, ибо всерьез опасаюсь я, дабы оставленное Вам госпожой Несамовитой не было прихвачено племянником ее, паном Йосипом, коему оставлена хата и все имущество, окромя сундучка Вашего, естественно.
С уважением, Уляна Перегибко, подруга и распорядительница покойной».
Разобраться в корявом неряшливом почерке оказалось нелегко, еще труднее было вникнуть в смысл. Перечитав письмо несколько раз, Танюша озадаченно взглянула на подружку и отдала ей записку:
– На, почитай. По-моему, ничего конкретного, полная ерунда. Что там за сундучок такой? Да пусть его этот самый… – Танюша заглянула в клочок бумаги, – господин Йосип вместе с хатой и забирает. Нужно мне за старьем каким-то к черту на кулички тащиться.
– Ты что! – воскликнула Руслана, театрально воздела руки и опять скосила глаза.
У Танюши от изумления открылся рот.
– Неужели тебе совсем неинтересно? – вдохновенным голосом продолжала Русланка, будто действительно репетировала сцену из спектакля. – Это же нас-лед-ство! Какая-то вещь старинная… Поставишь дома, будешь всем хвастаться… Да и недалеко это, в горах – почти рядом! Только дороги там сейчас – жуть.