Я гуляла очень долго, несмотря не ветер, который пронизывал меня до самых костей. Я могла бы срезать путь через парк, мимо качелей, но не стала. Во-первых, потому что там терлось много моих сверстников, гулявших парочками, а мальчишкам только и дай выпендриться перед девчонками. А во-вторых, потому что чем скорее я окажусь дома, тем дольше мне придется смотреть на мерзкую сальную физиономию Франко.
Дом был в жутком состоянии, хотя прошло всего четыре месяца. Ты скажешь, что за такое время довести дом до такого состояния невозможно, но — клянусь — у нас по стенам уже поползли зеленые разводы плесени. Из трещин в подоконниках росла трава, и калитка болталась на сломанных петлях. Разумеется, будь мама жива, она не потерпела бы этого. Мы бы закатали рукава и привели дом в полный порядок. Но в те времена дом номер сорок семь и выглядел как человеческое жилье. Теперь он выглядел совсем иначе.
Маме вообще не везло с мужчинами. Сначала — мой папаша, растворившийся среди лондонских улиц, как только над ним замаячило бремя ответственности. Затем Франко — пожалуй, одна из самых бесполезных тварей, которые когда-либо пролеживали диван. Я почувствовала, как мурашки побежали у меня по спине от одной мысли об этом человеке. Я ничего не могла с собой поделать...
Я научилась открывать входную дверь без ключа. Надо было навалиться на нее плечом в правильной точке. Дверную раму так сильно перекосило, что язычок замка легко выскальзывал из прорези. Разумеется, Франко об этом и не подозревал и молотил кулаком в дверь каждый раз, когда забывал ключи. Но зато я всегда могла проникнуть в дом незамеченной.
Я легко надавила на дверь. Как всегда, из гостиной доносились звуки включенного телевизора. Я никогда не заходила туда, даже если показывали что-нибудь, что мне и самой хотелось посмотреть. Отныне это была комната Франко, и только он один имел на нее право. Впрочем, лучше было совсем не смотреть телевизор, только бы не видеть его противную рожу.
Теперь предстояло подняться по лестнице. Ступеньки были ужасно скрипучими, так что мне приходилось просовывать ступни в промежутки между перилами и взбираться боком, как краб. Не слишком удобно, зато бесшумно.
Наконец я пересекла на цыпочках лестничную площадку и очутилась у себя в комнате. Тут я была в полной безопасности. Франко мог сколько угодно бушевать и орать, но он ни за что бы не оторвал свою жирную задницу ради того, чтобы подняться ко мне на второй этаж На такое усилие он был просто не способен.
Мне стыдно в этом признаться, но и мою комнату нельзя было назвать образцом чистоты и порядка. Мама поморщилась бы, увидев ее. Она не стала бы терпеть такого безобразия. Но мамы больше не было. Она умерла. Ее сбил на переходе задремавший за рулем таксист, мчавшийся на третьей скорости.
Мой школьный ранец лежал в углу — там, куда я его швырнула сегодня днем. Внутри, словно взведенный капкан, лежало поджидавшее меня домашнее задание. Я, конечно же, не собиралась садиться за него. Не имело смысла даже делать вид — и мне самой, и всем кругом давно было наплевать, как я учусь...
Я решила снова пойти на улицу. Может быть, я проведу весь вечер в городе. Вскочу на автобус, идущий к супермаркету, и попаду в кино на поздний сеанс.
Свои деньги я спрятала в надежном месте. Как и остальные мои сокровища. Мне пришло в голову, что если уж существует место, куда Франко никогда в жизни не сунется, так это книжная полка. Поэтому я сложила все, что представляло для меня ценность, в коробку от трехтомника «Властелина колец».
Я перевернула картонку и высыпала мой клад на незаправленную постель. Я не заправляла ее уже два месяца. Если бы мама была жива, она бы мне голову за это открутила.
В коробке лежал браслет, сплетенный из шнурков для обуви, который мне подарила в четвертом классе Джерри Фарелл. Еще почетная грамота за лучшее сочинение на тему «Киты — наши друзья» и высохшая морская звезда, которую я нашла на пляже в Курракло. И мамино обручальное кольцо — она обещала мне подарить его в один прекрасный день, и оно теперь действительно стало моим. Слишком рано.
Я нахмурилась. А где кольцо? Может, закатилось в угол коробки. Зацепилось за складку картона. Я пошарила рукой внутри. Ничего. А мои деньги? Две бумажки по пятьдесят фунтов? Их тоже не было. Я почувствовала, как у меня засосало под ложечкой и сдавило горло. Франко!
Я сбежала вниз по лестнице на такой скорости, что врезалась в стенку. Франко сидел перед телевизором, как обычно окруженный облаком дыма.
— Куда ты его девал? — закричала я в полной панике.
Он даже глаз не оторвал от экрана.
— Ты про что? — спросил он сердито, потому что я помешала ему смотреть передачу.
— Кольцо! — воскликнула я, показывая на то место на пальце, где ему полагалось быть. — Мамино кольцо.
Франко жевал фильтр сигареты, подыскивая ответ.
— А, бриллиантовое кольцо? Ты о нем?
— Да! — закричала я, срываясь на визг. — О нем!
Франко раздавил окурок в полной до краев пепельнице.
— Разве ты не знаешь, что твоя мама хотела, чтобы это кольцо осталось мне?
Я даже не смогла ничего возразить ему. У меня дыхание перехватило.
— Ну вот... Так я взял его и продал.
Очень простая фраза. Но по какой-то причине до меня не сразу дошел ее смысл.
— Ты продал кольцо?
Франко медленно кивнул:
— Да, идиотка. Я его продал. А ты что думала? Что ты будешь вечно прятать его от меня в этой коробке?
— Но... — начала заикаться я. — Но... но....
— Но, но, — передразнил меня Франко. — Что это с тобой? В эти самые, в рэпперы подалась? Слушай. Я продал кольцо. Ясно? И не хлюпай носом. А теперь вали отсюда и не мешай мне смотреть новый телевизор.
У меня заклинило мозги. Я пыталась осознать то, что он мне сказал, но никак не могла. Только одно отразилось в моем сознании: новый телевизор.
Вот он стоит посреди гостиной. Свет от экрана с трудом пробивается сквозь густой сигаретный дым. Матово-черный и грозный ящик.
— Правда, класс? — спросил Франко с нежностью в голосе. — У него есть «долби-сарраунд» и телетекст. Последнее слово техники. Просто прелесть.
Я почувствовала себя, как персонаж мультфильма, по голове которого проехал паровой каток. Он продал мамино кольцо, чтобы купить вот это?
— Это все, что у меня есть, — сказала я сквозь сжатые зубы, изо всех сил стараясь не заплакать. — Все, что у меня было.
— Да, да, я в курсе, — сказал Франко, отмахнувшись от моих слов.
— И ты продал его. Чтобы купить вот это.
— Ого, до нее, похоже, наконец дошло! — захохотал Франко. Смех его был похож на кваканье лягушки в пустой бочке.
Телевизор стоял посреди комнаты. Плоский экран, динамики. Единственный раз в жизни я испытывала ненависть к неодушевленной вещи. Я кинулась на него. Точнее, попыталась кинуться. Прежде чем я успела хоть что-то сделать, Франко схватил меня за шиворот и прижал к стене. Я и не предполагала, что он способен на такое проворство.