— Сэр. Да, сэр. Что я могу… Кто вы такой?
Не замедляя шага, Конор перепрыгнул через веревку и помчался к охраннику, стуча подошвами по неровному булыжнику. Причал на сотню метров уходил в пролив Святого Георга, служа одновременно и волнорезом, и семафорной станцией.
— Вы курите! — властным голосом закричал Конор. — А в воздушном шаре водород.
Охранник побелел и взвизгнул, когда в вихре разноцветных огней взорвался новый шар. Его веревка медленно провисала к земле, словно обезглавленная змея.
— Я… Я не знал… — запинаясь, пробормотал охранник и отшвырнул свою трубку с таким видом, как будто она могла укусить его. — Я никогда не думал…
Конор грубо оттолкнул охранника, сбив с него фуражку.
— Идиот! Шут! Я чувствую запах утечки. А на землю попадали искры из трубки.
Охраннику, конечно, даже в голову не пришло, что водород не имеет запаха.
— Нужно… Нужно бежать отсюда!
Он отшвырнул ружье, царапнув штыком по мостовой, что вызвало новый сноп искр.
— Болван! — сказал Конор.
— Я ведь отказывался от штыка, — захныкал охранник. — Это все ради церемонии.
— Нужно отпустить шар лететь, — сказал Конор.
— Давай сам! А я потом засвидетельствую, что ты достоин медали.
И с этими словами охранник спрыгнул вниз, молотя ногами по воздуху, пока не рухнул на группу богатых зевак. Большинство из них повалились на землю, словно кегли.
На несколько мгновений Конор остался один на один с воздушным шаром, но по ступеням уже поднимались более сообразительные охранники, возможно, спрашивая себя, с какой стати мясник раздает тут приказы. Конор свинтил с ружья штык и стянул грязный брезент, под которым, окутанный рыбацкой сетью, был укрыт светящийся воздушный шар, привязанный к нескольким горшкам с омарами. Удерживая шар левой рукой, правой Конор начал перерезать веревки, изо всех сил стараясь не проткнуть сам шар.
— Том! — окликнули его сзади. — Что ты тут затеял, Том? Этот шар — гвоздь программы.
— Он порвался! — крикнул в ответ Конор. — И искра попала в запал. Я слышу жужжание. Не подходите!
Охранники, которым платили меньше, чем среднему уличному торговцу, проявили благоразумие и остановились — пока не поняли: не происходит ничего, кроме того, что мясник перерезает веревки.
— Эй, Том! На этих штуках двухсекундные запалы. Тебя уже должно было размазать в вонючее пятно.
— О господи! — закричал Конор через плечо, стремясь посеять панику. — Господи, помоги нам!
Среди охранников находился Пайк. Хорошо понимая, что Биллтоу свалит на него ответственность за этот шар, он протиснулся мимо других охранников.
— Что ты делаешь, мясник? Прекрати сейчас же! — закричал он голосом, дрожащим от страха и вынужденной смелости. — А не то я размажу твои кишки по мостовой!
Последняя веревка лопнула, и воздушный шар устремился к небесам, чуть не выдернув левую руку Конора из суставной ямки. И он упустил бы его, если бы не запутался в сети по локоть.
— Помогите! — завопил он, понимая, что они ни за что не успеют. — Спасите!
У Пайка мелькнула мысль выстрелить в шар, но он отказался от нее. Если пуля воспламенит фейерверки, могут погибнуть как он сам, так и несколько европейских придворных. Разлететься на клочки — не самый приятный способ покинуть этот мир. Даже если он уцелеет во время взрыва, Биллтоу заставит его головой полировать себе сапоги.
Разумнее выстрелить, но промахнуться. Он вскинул ружье и не слишком тщательно прицелился.
— Я тебя предупреждал, мясник! — закричал он и спустил курок.
К несчастью, Пайк был из рук вон скверный стрелок и, даже стремясь промахнуться, оторвал каблук от сапога Конора.
— Дурак! — закричал Конор, но тут порыв восточного ветра подхватил шар и унес его.
Охранники смотрели, как Конор улетает, отвесив челюсти и ничего не понимая. Случившееся не вызывало сомнений, но как именно все произошло? И почему? Человек украл шар или шар унес человека?
Пайка потрясла странная красота этого зрелища.
— Вы только гляньте, — вздохнул он. — Прямо как эльф, повисший на луне. — Потом он вспомнил о Биллтоу. — Ну и тупица этот мясник.
Большой Соленый
Обитатели Большого Соленого искренне радовались. Теперь, когда дочь Доброго Короля Ника заняла его место на троне, все может вернуться к тому, как было прежде. Королева Изабелла уладит все проблемы. Она хорошая девочка, добрая девочка — разве она не демонстрировала это сотни раз? Отправляла запасы продовольствия ирландским беднякам. Посылала в город дворцовых каменщиков, чтобы они помогали горожанам с ремонтом домов. Эта девочка помнила имена всех, с кем встречалась, и часто посещала больницу, с радостью приветствуя новорожденных малышей.
Правда, она заметно притихла после убийства отца, а потеря Конора Брокхарта лишь усугубила ее страдания. Ни отца, ни плеча, на котором можно выплакаться. Однако сейчас горести ушли, и за ее плечом встал гордый этой честью капитан Деклан Брокхарт. Что заметил весь остров.
Это был праздничный день, никаких сомнений. Единственный, кто на всем его протяжении сохранял кислое выражение лица, был старый козел Бонвилан, но он не улыбался на людях с тех пор, как канцлер Бисмарк [85] во время государственного визита в поздних семидесятых споткнулся на церковных ступенях.
Изабелла теперь королева, а капитан Деклан Брокхарт снова стал самим собой. Вскоре не будет новых налогов, и невинных людей перестанут отсылать на Малый Соленый по сфабрикованным обвинениям. И наемники с жестокими глазами не будут больше высаживаться на пристани со своими гремящими оружием вещмешками.
Церемония коронации протекала гладко. Изабелла настояла, чтобы за праздничным столом в последний момент нашли место для Брокхартов. Это вызвало недовольное выражение на лицах некоторых придворных, но ведь нельзя не считаться с молодой королевой, верно? Деклан и Кэтрин весь день сидели по левую руку от нее, а королева Виктория по правую. Маршалу Бонвилану пришлось переместиться за первый стол, что его отнюдь не обрадовало. И дело не в том, что его хоть сколько-нибудь беспокоило, где он сидит. Просто Кэтрин Брокхарт весь день нашептывала что-то Изабелле на ухо, а ему никогда не нравилась эта женщина. Слишком часто сует нос в политику, себе же во вред. Бонвилан дулся на протяжении всей трапезы, жаловался, что вино тепловатое, суп пересолен, а скорлупа раков слишком хрупкая.
Даже Султан Ариф, турецкий наемник, который был с Бонвиланом уже больше пятнадцати лет и дослужился до капитана, вскинул бровь, услышав последнее замечание своего патрона.