— Думаешь, отец поблагодарит тебя за то, что ты превратил его в марионетку маршала?
— Отец думает, что я принимал участие в убийстве короля. Он обвинил меня в этом.
— Еще одна причина, чтобы рассказать ему правду.
— Нет. Я с этим покончил. Я люблю отца и одновременно ненавижу его. Остается одно — уехать.
— А мать? — настаивал Линус Винтер. — И королева?
Конор почувствовал, что его хорошее настроение улетучивается.
— Линус, пожалуйста. Давайте просто радоваться нашей встрече. Знаю, мы провели в одной камере всего несколько дней, но я воспринимаю вас как единственного друга на свете. Это так приятно — иметь друга. Поэтому давайте пока оставим эту тему.
— Ты не хочешь восстановить свое честное имя, Конор? — упорствовал Линус. — Как ты можешь допускать, чтобы твой отец жил с мыслью, будто ты убил его короля?
Конор понимал: эта мысль разъедает Деклана Брокхарта изнутри, но не видел никакого решения.
— Конечно, мне хотелось бы доказать, что я невиновен. Конечно, мне хотелось бы разоблачить Бонвилана. Но как сделать все это, не подвергая опасности родных?
— Можно найти способ. Одна голова хорошо, а две лучше.
— Я подумаю об этом, — ответил Конор. — Это все, что я могу обещать в данный момент.
Линус в знак капитуляции вскинул ладони.
— Согласен. — Он повернулся к окну, чувствуя на лице солнечное тепло. — Как по-твоему, сколько сейчас времени, Конор? Отсюда я не могу судить о положении солнца. Мне надо успеть в Уэксфорд к поезду.
— Забудьте о поезде, Линус Винтер, — вы пойдете ко мне домой.
Винтер встал, зацепив шляпой потолочную балку.
— Я рассчитывал, что ты скажешь это. Надеюсь, постели удобные? Знаешь ли, когда-то я останавливался в «Савое»… впрочем, я, кажется, рассказывал тебе?
Конор взял его за локоть и повел к двери.
— Да, рассказывали. Вы все еще мечтаете о туалете?
— Мечтаю. — Линус вздохнул. — В этом доме у нас будет возможность уединиться? Чтобы вынашивать планы, требуется уединение.
— Полное уединение, какое только может быть на свете. Вы, и я, и небольшая компания солдат.
— Солдат?
— Ну, их призраков.
Линус подергал струны скрипки, имитируя музыкальную тему тревоги ожидания.
— Призраки, надо же, — протянул он. — Похоже, мистер Финн, нам снова предстоит разделить в высшей степени необычное жилье.
Линус быстро освоился в новом жилище, и Конор был счастлив, что он рядом. Был счастлив, что есть с кем поделиться своими мыслями. Они вместе сидели на крыше; Конор латал каркас последней летающей машины, Линус работал над своими композициями.
— Здесь вступает лютня, мне кажется, — говорил Линус. — Как по-твоему, лютня не слишком пасторально? Не слишком вульгарно?
А Конор гнул свое:
— У меня две основные проблемы. Вес двигателя и эффективность пропеллера. Все остальное работает, в этом я убедился. Мне кажется… мне действительно кажется, что новый газолиновый двигатель, который я разработал, сделает свое дело.
Линус кивал и говорил:
— Да, ты прав. Слишком вульгарно. В таком случае флейта-пикколо, мой мальчик.
Конор вел свою партию:
— Мой двигатель должен развивать по крайней мере десять лошадиных сил, и так, чтобы аэроплан не развалился на части. Нужно сделать корпус, который будет гасить вибрацию. Может, что-то вроде ивовой корзины.
— Значит, по-твоему, лютня? Ты прав, пикколо слишком легковесна и не вызывает должного уважения.
— Видите, — говорил Конор, обрабатывая зубилом последний вариант пропеллера, — не существует проблемы, которую мы не сможем решить, если сложим наши мозги. Череп к черепу, как говаривал Виктор.
Это были счастливые дни. Призрак маршала Бонвилана маячил над ними, прилетая с островов, но и юноша, и зрелый мужчина испытывали чувство товарищества, которого были лишены годами. Конечно, они часто расходились во мнениях. Особенного накала их спор достиг, когда Конор запустил паровые вентиляторы, готовясь ко второму полету. Линус Винтер поднялся по лестнице из спальни и закричал, перекрывая шум двигателя:
— Черт побери, мальчик! Зачем тебе двигатели в это время ночи?
Конор объяснил ему, и музыкант едва не лишился чувств.
— Ты собираешься броситься в этот водоворот и полететь в тюрьму? Почему бы тебе не записать эту идею и не прочесть написанное? Тогда, возможно, до тебя дойдет, насколько ты безумен.
Конор надел защитные очки.
— Я должен сделать это, Линус. Остров в долгу у меня. Еще пять мешочков, и я уеду… мы уедем в Америку.
— Ты хочешь лететь, потому что тобой движет жадность? Ради науки — еще куда ни шло; Ник и Виктор посвятили ей свою жизнь.
— Это не просто жадность. Так будет правильно.
Линус издал короткий смешок.
— Правильно? Знаешь, что правильно для тебя? Спасти родителей и королеву от безумца, который обманул их.
Это заставило Конора замереть. Линус, конечно, был прав. Тем, кого любил Конор, угрожает опасность, а он не знал, как спасти их, не погубив. И, если быть честным перед самим собой, страшился увидеть в глазах отца выражение неподдельной ненависти.
— Я ничего не могу, — сказал он. — Ничего, кроме как забрать свои алмазы.
Линус жестом проповедника вскинул руки.
— Все это ради алмазов? Это недостойно тебя.
Конор расправил крылья и бросился в воздушный поток.
— Все на свете недостойно меня, — ответил он, но его слова вместе с ним самим улетели в ночное небо.
Большой Соленый
Биллтоу и Пайк, как это у них было принято, проводили свободный вечер в таверне «Залив Фулмар», накачиваясь всякой дешевой бурдой. Пайк сделал огромный глоток и рыгнул так мощно, что задрожал стул, на котором он сидел.
— Доброе у них тут пойло, — прокомментировал он, причмокивая губами. — Я уже заказывал вино, пиво, бренди и еще что-то, отдающее карболовым мылом, если мне не изменяет память.
Память редко изменяла Пайку, когда речь заходила о дешевом пойле, поскольку обычно, даже с деньгами «Убойных баранов», он мог позволить себе лишь пиво, а уж никак не всю эту адскую смесь.
— Что скажете, мистер Биллтоу? Вам понравилось мыло? Течет в глотку легко, вот только не задерживается надолго, а?
Биллтоу был не в настроении для пьяной болтовни. Единственное, чего он хотел, — это упиться до полного забвения, однако сильно опасался, что едва это самое забвение наступит, тут-то и появится французский дьявол. С той ночи на Малом Соленом неделю назад Артур Биллтоу утратил свою обычную жизнерадостную жестокость. Он постоянно ощущал, как летающий дьявол нависает над ним, выжидая момент, чтобы вонзить свою саблю. Никуда не делась и проблема мертвого пленника маршала Бонвилана. Каждое мгновение, когда Биллтоу находился в сознании, он сражался с паникой, и от этих усилий его постоянно била дрожь.