Он вспомнил свой первый день в новом агентстве, принадлежащем трем энергичным молодым людям – даже парнишкам – моложе тридцати лет. Их услугами пользовались рок-звезды. У двоих из агентов были бороды, все они носили джинсы, спортивные рубашки и кеды на босу ногу. В их компании Клифтон чувствовал себя тысячелетним стариком. Они говорили на языке, которого он не понимал и называли его папашей, а он вспоминал о том, каким уважением был когда-то окружен в этом городе, и ему хотелось плакать.

Некогда щеголеватый и жизнерадостный, Клифтон стал неухоженным и озлобленным. Тоби Темпл вмещал в себя всю его жизнь, и он не мог удержаться, чтобы не говорить о тех днях. Он только об этом и думал. Об этом и Джилл. Он винил ее во всем, что с ним случилось. Тоби не виноват; так его настроила эта сука. О, как же Клифтон ненавидел Джилл!

Он сидел позади всех и смотрел, как толпа аплодирует Джилл Темпл. Вдруг один из мужчин, сидевших за его столиком, сказал:

– Тоби явно повезло по-крупному. Вот бы попробовать такой кусочек! Она здорово работает в постели.

– Да ну? – цинично спросил кто-то. – Вам-то откуда это известно?

– Видел ее в порноролике в кинотеатре «Пуссикэт». Черт возьми, я уж думал, она собирается высосать того парня до самых печенок.

Во рту у Клифтона так пересохло, что он едва смог говорить.

– Вы… вы уверены, что это была Джилл Касл? – спросил он.

Мужчина повернулся к нему.

– Еще как уверен. Она была под другим именем – Жозефина, не помню, как дальше. Какая-то дурацкая польская фамилия.

Он внимательно посмотрел на Клифтона и спросил:

– Послушайте, а вы никогда не были Клифтоном Лоуренсом?

Отрезок бульвара Санта-Моника, расположенный между Фэрфаксом и Ла-Сиенегой, является территорией округа. Будучи частью острова, окруженного городом Лос-Анджелес, эта территория подчиняется законам округа, которые не так строги, как законы города. Здесь, на площади шести кварталов, расположены четыре кинотеатра, где идут только крутые порнофильмы, с полдюжины книжных магазинов, где клиенты, стоя в отдельных кабинках, могут смотреть фильмы с помощью индивидуальных устройств, и десяток массажных кабинетов, где работают цветущие молодые девицы, которые специализируются на всех видах обслуживания, кроме массажа. Кинотеатр «Пуссикэт» находится в самом центре всего этого.

В затемненном зале накопилось, может быть, два десятка людей, все мужчины, за исключением двух женщин, которые сидели держась за руки. Клифтон обвел глазами публику и спросил себя, какая нужда гонит этих людей в темные пещеры среди ясного солнечного дня и заставляет часами смотреть на изображения других людей, занимающихся сексом.

Начался фильм, и Клифтон позабыл обо всем, кроме того, что происходило на экране. Он подался вперед на своем сиденье, впиваясь глазами в лицо каждой актрисы. Сюжет состоял в том, что молодой преподаватель колледжа тайно приводил своих студенток к себе в спальню на ночные занятия. Все они были молоды, удивительно привлекательны и невероятно талантливы. Им надо было проделать ряд упражнений, – оральных, вагинальных и анальных – пока профессор не получал такого же удовольствия, как и его ученицы.

Но Джилл среди них не было. «Она должна быть здесь!» – напряженно думал Клифтон. Это его единственный шанс отомстить ей за то, что она с ним сделала. Он устроит так, чтобы Темпл увидел этот фильм. Тоби будет больно, но он это переживет. А Джилл будет уничтожена. Когда Тоби узнает, на какой шлюхе он женился, то вышвырнет ее пинком под зад. Джилл должна быть в этом фильме.

И вдруг он ее увидел – на широком экране, в изумительном, бесподобном, живом цвете. Она с тех пор сильно изменилась: похудела, стала красивее и утонченнее. Но это, несомненно, была Джилл. Клифтон сидел, впитывая в себя эту сцену, упиваясь ею, услаждая свое зрение и слух, ощущая, как его наполняет пьянящее чувство торжества и мщения.

Клифтон оставался на месте, пока не пошли титры, Вот она, Жозефина Чински. Он встал и направился в проекционную кабину. В маленькой комнатке киномеханик читал программу скачек. Увидев Клифтона, он поднял на него глаза и сказал:

– Сюда нельзя, приятель.

– Я хочу купить копию этого фильма.

Мужчина покачал головой.

– Не продается.

И вернулся к вычислению шансов на успех.

– Я заплачу вам сотню долларов, если вы снимите копию. Никто ничего не узнает.

Киномеханик даже не поднял головы.

– Две сотни, – настаивал Клифтон.

Мужчина перевернул страницу.

– Три сотни.

Он поднял голову и изучающе посмотрел на Клифтона.

– Наличными?

– Наличными.

На следующий день в десять часов утра Клифтон явился в дом Тоби Темпла. Под мышкой он держал кассету с фильмом. «Нет, это не фильм, – радостно думал он. – Это динамит. Этого хватит, чтобы отправить Джилл Касл в преисподнюю!»

Дверь открыл англичанин-дворецкий, которого Клифтон раньше не видел.

– Доложите мистеру Темплу, что пришел Клифтон Лоуренс и хотел бы его видеть.

– Сожалею, сэр. Мистера Темпла нет дома.

– Я подожду, – твердо заявил Клифтон.

Дворецкий ответил:

– Боюсь, что это невозможно. Мистер и миссис Темпл сегодня утром улетели в Европу.

32

Европа стала их триумфальным шествием.

Вечером того дня, когда в лондонском «Палладиуме» должна была состояться премьера шоу, весь Оксфорд-серкус запрудили толпы людей, отчаянно пытавшихся хоть одним глазком увидеть Тоби и Джилл. Весь район вокруг Арджил-стрит был оцеплен столичной полицией. Когда толпа вышла из-под контроля, на помощь срочно вызвали конную полицию. Ровно в восемь часов прибыла королевская семья, и представление началось.

Тоби превзошел самые фантастические ожидания. С лицом, излучающим простодушие, он блестяще высмеивал английское правительство и его аристократическую чопорность. Он объяснял, каким образом оно стало менее могущественным, чем угандийское, и почему этого не могло бы случиться с более достойной страной. Все покатывались со смеху, потому что знали, что Тоби Темпл просто шутит. Он говорит все это не всерьез. Тоби их любит.

Как и они любят его.

Прием, оказанный им в Париже, был еще более пышным. Джилл и Тоби поселили в президентском дворце и возили по городу в правительственном лимузине. Их фотографии можно было видеть ежедневно на первых полосах газет, а когда они приезжали в театр, то приходилось вызывать дополнительные полицейские силы, чтобы сдерживать толпу. После выступления Тоби, когда он и Джилл с сопровождающими направлялись к ожидавшему их лимузину, толпа внезапно прорвалась через полицейские заграждения, и сотни французов устремились к нему с криком: «Тоби, Тоби… on veut Toby!» Из волнующейся толпы протягивались авторучки и альбомы для автографов, люди напирали в стремлении прикоснуться к великому Тоби Темплу и его чудесной Джилл. Полицейские не могли противостоять этому нажиму; толпа отмела их в сторону и принялась рвать одежду Тоби на память. Тоби и Джилл чуть не раздавили напором тел, но Джилл не испугалась. Это безумство было данью ей. Она сослужила службу этим людям; она вернула им Тоби.