— Я просто хотел тебе сказать, как я счастлив, что мы встретились. Я обожаю эту утреннюю свежесть твоих объятий!
Мне отозвалось молчание. Я расслышал дальние отголоски хохота, в то время как Сериз отрешенным голосом спрашивала:
— Это ты звонил сегодня два раза?
Дважды мой номер оказался записанным в память ее шпионского мобильника. Я пустился в извинения:
— Надеюсь, я тебе не помешал… Но я хотел тебе сказать, что я, правда, очень рад.
Сериз говорила с кем-то из окружавших ее людей. Как дурак я завис в пустоте. Вдруг она обратилась ко мне:
— Вообще-то я не могу говорить. Я в кафе, снимаю посетителей. Давай лучше потом созвонимся.
Я самым жалким образом повесил трубку, убежденный, что из-за нетерпения испортил завязавшуюся было идиллию. Однако полчаса спустя новая мысль созрела в моей голове: нужно обязательно исправить эту неловкость! Только новый звонок, более легкий, более непринужденный, сумеет искупить тяжесть предыдущего. Я долго колебался, испытывая невероятные душевные муки, ведь если быть слишком настойчивым, все пойдет насмарку. Полный дурных предчувствий, я все-таки набрал номер Сериз и попал на автоответчик.
Я повесил трубку. Может, она специально отключила телефон, чтобы больше со мной не разговаривать? Что бы то ни было, эта новая попытка будет зарегистрирована как отрицательный балл. Мобильный телефон действовал мне на нервы… С другой стороны, автоответчик представлял собой нейтральную полосу, идеальную для того, чтобы оставить вдохновенное, отточенное до мельчайших изгибов мысли сообщение. Заучив свой текст, я снова набрал номер мобильного, но Сериз ответила, и мой порыв разбился на обрывки фраз:
— Ах, извини… Это ты? Я думал, что попаду на автоответчик… Это просто чтобы тебе сказать… В общем, я подумал, что мы могли бы вечером встретиться…
Я сдавал позиции, но случилось еще одно чудо, потому что у Сериз вечером не было намечено ничего особенного. Мы могли бы вместе выпить по стаканчику. Она была не прочь со мной встретиться, и я повесил трубку в эйфории. Я долго выбирал, что надеть, размышляя о месте встречи. В девять часов я позвонил, как было условлено, но опять попал на автоответчик, и так еще много раз. В одиннадцать Сериз позвонила, чтобы сказать, что она ошиблась, потому что, оказывается, она занята. Я испустил стон. Ее не тронули мои жалобы.
Наша следующая встреча состоялась только три дня спустя, в крутом кафе 20-го округа, где Сериз обычно встречалась с друзьями, студентами, изучавшими визуальные искусства. Она сидела среди своей компании, одетая в рваные джинсы и пронзительно розовую маечку, открывавшую взорам ее очаровательный животик с вонзенным в пупок пирсингом. Ее гладкие волосы обрамляли белое лицо с бескровными губами. На лбу у нее была наклеена индийская татуировка. Она не шевельнулась, но, казалось, рада была меня видеть и представила меня как журналиста, писавшего о кино. Младое артистическое племя воззрилось на меня с безразличием. Я хорошо понимал: чтобы нравиться Сериз, мне сначала нужно покорить ее окружение. Я небрежно упомянул известного режиссера, с которым работал, и студенты прониклись ко мне большей симпатией. Чтобы их спровоцировать, я принялся восхвалять американские боевики; они дружно встали на защиту новой волны интимизма французского кино. Они называли себя бунтовщиками. Я бы отнес их к патриотам.
Во время беседы я сосредоточился на реакциях девушки. Она казалась довольной всякий раз, когда я формулировал убедительный аргумент. По окончании этого достойного публичного выступления мы направились в китайский ресторан в Бельвиле. Широкая лестница, украшенная красными узорами, как в Опере, вела в ресторанный зал. Сериз слушала мои пояснения об этой смеси парижского брассери и азиатского китча. Поначалу не слишком прислушиваясь, она постепенно прониклась моим энтузиазмом и всю вторую половину ужина, с камерой в руке, фиксировала достопримечательности заведения, одновременно записывая мои комментарии. Я спросил ее, откуда такое старание ради домашнего задания. Она ответила, что это еще и ее интимный дневник.
После ужина Сериз пригласила меня к себе. Дрожа от избытка чувств, я вошел с маленькую комнатку на улице Менильмонтан. Рядом с окном висела черно-белая афиша с изображением молодых французских актеров. Другие предметы довершали убранство жилища подростка: кровать в подушечках, плюшевый мишка, фотография родителей на атлантическом пляже. Я обнял Сериз и свалился, оказавшись нос к носу с Винни-Пухом. С ней жизнь снова становилась возможной, полной приключений. Двадцать лет, на которые я опередил ее, превратились в двадцать лет отставания, поскольку казалось, что это мне надо всему у нее учиться. Ее ласковые объятия, ее эротическая смелость соединяли детскую серьезность с фантазией юной женщины.
Я остался у нее ночевать. Утром Сериз снимала меня под душем, в крохотном туалете. Мне казалось, что эта жизнь для меня — предел мечтаний: каморка, ученица-видеооператорша, мелкие приработки, которые постепенно выведут меня к художественному призванию. Впервые за долгие годы я, кажется, любил женщину и полагал, что Сериз испытывает ко мне не менее сильные чувства. Я наивно заявил:
— У меня сегодня несколько деловых встреч. Но давай встретимся на аперитив. Мне нравятся бары крупных отелей. Что ты скажешь насчет «Лютеции»?
Сериз огорченно разглядывала перед зеркалом микроскопический прыщик у себя на лбу. Она довольно холодно возразила:
— Вообще-то, я не смогу с тобой встречаться на этих днях. Мой друг детства приезжает из Кемпера. Нужно будет заняться им.
Эта фраза подлила масла в огонь. Довольно нервно я стал настаивать, как будто несколько оргазмов давали мне право на приоритет:
— Раз это твой друг детства, мы можем поужинать вместе, ты мне его представишь!
Она насупилась, как недовольная девочка:
— Я с ним не сплю, но это мой лучший друг. А с тобой я знакома два дня. Так вот, я тебе позвоню на следующей неделе.
В отчаянии я подошел к ней и неловко пытался притянуть к себе за плечи, жалобно вопрошая:
— Ты меня не любишь?
Она отстранилась, как бы желая показать, что этот жест ей противен.
За неделю Сериз мне ни разу не позвонила. Я держал свой мобильный телефон постоянно включенным, боясь прозевать долгожданный звонок. Из-за чего пришлось отвечать на все остальные звонки, на случай вдруг это Сериз. На третий день я подключился к услуге «Двойной звонок» за пятнадцать франков в месяц, не считая наценки. Поскольку девушка оставила мне также свой электронный адрес, я засыпал ее электронными посланиями, в которых блистал самыми удачными литературными оборотами, оставшимися без единого ответа. Отказывалась ли она отвечать? Или забывала заглянуть в свой электронный ящик? Что она там такое делала со своим другом детства? Я изнывал в любовном страдании, как раб хозяйки, которая ничего не требует.
Я бы мог довольствоваться проведенными вместе минутами, терпеливо ожидая следующей встречи. В нормальном состоянии я бы придерживался этой точки зрения, но какой-то маленький механизм включился в моем мозгу с тех пор, как Сериз осталась у меня ночевать в первый же вечер. Я видел в этом приключении дар судьбы, волшебный знак, начало новой жизни, второй молодости, мысль о которой не давала мне покоя уже несколько месяцев. Прождав пять дней, я не выдержал и набрал ее номер мобильного. Я знал, что ей не понравится такая настойчивость, но я больше не мог. После нескольких звонков мужской голос ответил: