С политической точки зрения встреча в Потсдаме оказалась провальной для Демократической партии. В 1946 году, на промежуточных выборах в конгресс, республиканцам удалось взять верх в обеих палатах! Большое количество этнических иммигрантов, прежде всего из Восточной Европы, которые поддерживали раньше Рузвельта, теперь решили, что Демократическая партия продала Сталину их историческую Родину. Многие из таких избирателей имели родственников, оставшихся там. И теперь, вместо того чтобы отправлять свою религию, их родные окажутся перед лицом атеистического режима.
Через шесть месяцев после Потсдама Сталин обратился к ЦК компартии Советского Союза. Тема его речи была мрачной и посвящена тяжким пророчествам. В непосредственный период после войны население Советского Союза не может ждать улучшения условий жизни. Правительство должно готовиться к тому, чтобы все средства и энергию бросить на подготовку к потенциальному нападению Соединенных Штатов. Анализируя события, которые привели к развязыванию Первой и Второй мировых войн, Сталин постановил, что Россия должна быть способна себя защищать. Сталинская интерпретация прошлого и недавней истории была вполне точной. Однако это не относилось только к послевоенному периоду, и это оказалось фатальной ошибкой. Многие экономисты в США предполагали, как и Сталин, что, как только пустые лакуны для потребительских товаров будут заполнены, американские производители столкнутся со стагнацией в экономике и станут искать выход в сокращении зарплат и/или увольнениях рабочих, чтобы позволить предприятиям держаться на плаву. Как было в начале 1930-х годов, когда предложение превысило спрос, снова настанет экономическая депрессия. По иронии судьбы, именно действия Сталина, основанные на его теории, в результате вылились в феноменальный рост экономики США. Его жесткая позиция в отношении США заставила Америку вооружаться, чтобы предотвратить войну с СССР, и таким образом США избежали предсказанной им депрессии. При участии сил, раскручивающих «холодную войну», Сталин спас экономику США.
В марте 1946 года в небольшом колледже в Фултоне, штат Миссури, Черчилль (вышедший уже в отставку) провозгласил первую звучную фразу о «холодной войне»: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике «железный занавес» опустился на континент». Будучи гостем Трумэна, Черчилль предварительно согласовал текст речи с президентом. Она взывала к западным демократиям, которым необходимо объединиться, чтобы совместно противостоять угрозе советского экспансионизма. Речь Черчилля отражала стратегию, разрабатываемую в Госдепартаменте в то время. За месяц до того госсекретарь получил длинную телеграмму от Джорджа Ф. Кеннана, заместителя главы миссии США в Москве, где подробно описывалось, какой должна быть внешняя политика США по отношению к СССР. Ничего другого, как вовлечь Советский Союз в войну, считал он, Соединенные Штаты не могут сделать для того, чтобы освободить страны, оказавшиеся под гегемонией Советов.
Годом позже события заставили Трумэна публично объявить о поддержке тезиса Черчилля и рекомендаций Кеннана. Но точка приложения силы находилась не в Западной Европе, а в Греции и Турции. В Ялте Сталин сказал Черчиллю, что Греция лежит вне послевоенных интересов Советского Союза; Советская армия не освобождала эту страну. Более того, Россия не возражала против возвращения конституционной монархии. Как и в случае многих других стран, правительство Греции в изгнании сидело в Лондоне. Когда король вернулся в страну, население разделилось в своих взглядах. Были те, кто воевал против немцев, а раньше — итальянцев, и те, которые пошли на сотрудничество с оккупантами. То же самое происходило во всех захваченных во время войны странах. В авангарде сопротивления находились коммунисты. Когда британские войска прибыли вместе с греческим королем и он начал восстанавливать порядок и собирать действующее правительство, то оказалось, что они могут столкнуться с полноценным восстанием. Местные коммунисты были полны решимости установить социалистическое правление. Но это не Советский Союз снабжал повстанцев оружием, а соседняя Югославия, где установился социалистический режим под руководством Иосипа Броз Тито. Послевоенный лейбористский кабинет в Британии был на грани банкротства. Англия не могла позволить себе материально поддерживать Грецию и Турцию. В отчаянии, англичане обратились к Трумэну. Тот отреагировал незамедлительно. Уже 12 марта 1947 года он обратился к конгрессу и провозгласил политику сдерживания, которую позже назвали доктриной Трумэна. В сущности, доктрина устанавливала, что США готовы предоставить финансовую поддержку любому режиму, защищающемуся от коммунизма. Хотя перед ним был враждебный «республиканский» конгресс, но когда речь зашла о предотвращении коммунистической экспансии, конгресс охотно выделил 400 миллионов долларов, необходимые для поддержки данного антикоммунистического режима. Летом того же года журнал Foreign Affairs опубликовал анонимную статью Кеннана, где разрабатывалась американская политика сдерживания. Конечно, личность автора быстро всплыла. Поскольку Кеннан был теперь главой Отделения политического планирования Госдепартамента, статья была принята за высказывание официальной точки зрения. Послание к лидерам Советского Союза было совершенно ясным. Итак, политика США будет заключаться в предотвращении распространения коммунизма.
Демократическая партия, которую Трумэн унаследовал от Рузвельта, представляла собой вязкую смесь конфликтующих интересов, которые, однако, были связаны вместе своей причастностью к власти и контролю за государственной казной. Здесь были твердые демократы с Юга, которые выдерживали свою прямую линию еще с конца Восстановления. Здесь были боссы больших городов, все еще обладающие достаточной властью за счет иммигрантского населения, которое они туда напихали. Здесь были промышленные профсоюзы, которые были обязаны своим успехом в организации законов, проведенным демократами в период проведения Нового Курса. Наконец, оказались в этом лагере и либералы, сконцентрированные преимущественно на полоске побережья между Бостоном и Вашингтоном, и уж прежде всего — в Нью-Йорке. В своем подходе к либерализму они варьировали от коммунистов до троцкистов, от социалистов до последователей Кейнса, который считал, что правительство обязано накачивать экономику (деньгами) при первых признаках экономической стагнации. И либералы, и профсоюзы были убеждены, что государство играет главную роль в дирижировании экономикой.
В результате многие профсоюзы, где лидерство захватили коммунисты, а также значительная часть либерального сообщества благосклонно смотрели на Советский Союз и на его послевоенную политику. За исключением коммунистов, которые строго придерживались линии, заданной Коминформом, некоторые действительно подумывали о том, не станет ли социализм лучшим путем прогресса для общества. Они указывали на тот факт, что во времена депрессии только в одном Советском Союзе существовала полная занятость. Многие из них предполагали, что уже через несколько лет Соединенные Штаты опять увязнут в послевоенной депрессии.
Республиканское большинство в обеих палатах конгресса смотрело на вещи иначе. Они сумели протащить через вето Трумэна так называемый Акт Тафта — Хартли, который не только ввел принцип открытости в отчетности, но и запрещал профсоюзам делать взносы в пользу политических партий, обязывал их раскрывать все финансовые расчеты для инспекции. В добавление они провели Закон о лояльности, который Трумэн подписал. Когда Америка вступила в войну в Европе в 1942 году, Рузвельт и конгресс издали аналогичный документ. В то время он был направлен против выходцев из Германии и Италии, которые могли в принципе служить интересам противника. Тогда поискам коммунистов в правительстве особого внимания не уделяли. Новое законодательство, принятое в мирное время, было обращено против крупнейшего врага в обозримом пространстве — коммунистов. За четыре года ФБР изучило досье более 3 миллионов государственных служащих. Хотя официального обвинения никому не предъявили, многие тысячи были оставлены без серьезного расследования, а 122 дела были прекращены. Это тоже было частью «холодной войны», которая все еще маячила на горизонте. Хотя профсоюзы и либералы считали это нарушением гражданских прав, большинство населения поддерживало эти меры.