Райан тешил себя надеждой, как он теперь понимал – слишком оптимистичной, что после публикации книг за его счет откуда ни возьмись появится издатель и ухватится за них. Так было принято считать у некоторых знакомых ему адъюнкт-профессоров на университетской кафедре, где он преподавал. И он тоже стал придерживаться этой точки зрения.
Но этого так и не случилось. Зато скопилось два шкафа книг, которые, вероятно, прочли от силы человек пятьдесят. У Райана было очень туманное представление о том, что он мог бы дать один из экземпляров своему отцу, который бы… что? Был бы совершенно потрясен и преисполнен высоких чувств из-за своего отверженного талантливого сына? Эта фантазия казалась слишком патетичной, чтобы ее лелеять. Райан набросил на коробки полотенце, словно хотел спрятать их от самого себя.
Зазвонил мобильный телефон, он глянул на номер. Звонила Софи. Когда он уезжал вчера утром, она была целиком поглощена предварительным тщательным планированием вечеринки по поводу девятого дня рождения Логана и, вероятно, хотела попенять ему за его полную безучастность к празднику сына. Он не стал отвечать на звонок, засунул телефон обратно в карман. Разберется с этим позже. У него и без этого хватает проблем.
...
Райан снова взглянул на выцветшее фото своего отца. Когда его фотографировали, он был крупным красивым мужчиной пятидесяти лет. Его привлекательность была несколько грубоватой; казалось, черты лица обветрились из-за постоянной непогоды. На фото он стоял рядом с грузовиком в белой ковбойской шляпе «стетсон» и сурово смотрел перед собой. Это и был Роберт Килгор, который однажды бросил Райана и всю семью.
О том, куда именно подался его отец и чем он занимался все это время, ходило много историй, порожденных отрывочными слухами и преувеличенных детскими фантазиями, которым предавались Райан и его братья будучи детьми.
Одна из версий гласила, что Роберт пересек всю страну, работая на ярмарках и карнавалах. По другим слухам, он трудился до седьмого пота то на одном из ранчо на Среднем Западе, то в гравийном карьере, то где-то на рыбоконсервном заводе на Западе.
«Бьюсь об заклад, он пилот», – сказал старший брат Райана Дэйв, когда мальчики сидели вместе.
– Вероятно, он работает на «Транс уорлд Эйрлайнз» или на одну из крупных компаний. Можно бесплатно летать по всему миру.
«Думаю, он служит в правоохранительных органах, – выдвинул свою версию самый старший из братьев Джим. – Не исключено, что под прикрытием. Может, занимается наркотиками. Уверен, у него под пиджаком кобура».
Райану, которому вообще было трудно представить отца хоть за какой-то работой, все эти предположения казались одинаково маловероятными. Но до него регулярно доходили скупые, отрывочные сведения, что у отца был невыносимый, взрывной характер, что он был страшно ревнив и питал пристрастие к джину – вот это он считал более правдоподобным. На протяжении многих лет мать наотрез отказывалась говорить об отце, лишь постоянно твердила, что он бросил их.
Глубоко вздохнув, Райан вышел из машины и направился туда, где проходила панихида. В часовне было прохладно, пол был застлан толстыми светлыми коврами, приглушенно звучал орган. В разных залах для прощания, которые назывались «Упокоение» и «Безмятежность», притихшие люди собирались небольшими группками или сидели на складных стульях. В большинстве часовенок был установлен экран, на котором в определенной последовательности появлялись изображения усопших. Райан заглянул в один из залов, где в гробу лежал человек в сером костюме, а на экране безмолвной чередой проплывали его фотографии – младенческие, школьные с выпускного вечера и свадебные, на которые, похоже, никто даже не смотрел.
У бабушки Райана ничего такого не было. Войдя в зал «Безмятежность», Райан увидел доску объявлений, на которой канцелярскими кнопками были прикреплены несколько выцветших моментальных фотоснимков. Панихида по бабушке уже началась. Райан склонил голову, стараясь не привлекать к себе внимания.
Впереди в мерцающем свете пламени свечей священник торжественным тоном вещал о воздаянии, материнской верности и набожности, отчего складывалось сильное впечатление, что он говорит о какой-то абстрактной пожилой женщине, с которой сам никогда не был знаком.
Райан взял программку у раскрасневшейся распорядительницы с темно-накрашенными губами, в белой гофрированной блузке и с серьгами в форме колец. Она пристально посмотрела на него, словно на знакомого. « Покойся с миром !» – так было написано в украшенной виньетками из лилий программке, где было помещено нечеткое фото женщины, при виде лица которой Райан пришел в полное смятение.
Энн Мэри Килгор . На фотографии бабушка была снята по плечи, возможно, фотографировалась для церкви. Бледное лицо, изборожденное морщинами, с мрачным выражением, было обращено к фотографу. Казалось, она говорила: « Вот я какая! Мне все равно, что вы думаете !» Райан быстро уселся в заднем ряду.
Итак, он снова встретился с ней, матерью своего отца, которую не видел «во плоти» более сорока лет. Как-то вскоре после исчезновения отца мать возила его на пикник, чтобы хоть немного компенсировать отсутствие семьи. Там была и бабушка.
...
В его памяти Энн Мэри осталась сухопарой и желчной женщиной, мало похожей на бабушку, о которой он мечтал. Когда он обнимал ее, ему казалось, что он обхватывает руками большой моток жесткой проволоки.
Что можно было сказать о жизни, которую прожила Энн Мэри Килгор? Судя по церковному бюллетеню, не слишком много, исключая, пожалуй, дату ее появления на свет и бракосочетания, а также перечень рожденных ею детей, вторым из которых был неведомо куда сгинувший непутевый отец Райана.
Изысканный гроб, достойный королевских особ, с телом бабушки Энни выставили для прощания вблизи первых рядов, но ее одутловатое лицо было видно даже с задней скамьи. Райан встал и мелкими шажками вместе с другими приглашенными начал продвигаться по проходу, внимательно рассматривая все вокруг. В зале было множество венков и декоративных панно из цветов, которые редко встречаются в природе, тем более в подобных сочетаниях – огненно яркие гладиолусы, гвоздики с сильным пряным запахом; восковые лилии с назойливо-дурманящим, приторным ароматом. После крепкого утреннего кофе и жирной пищи Райану стало дурно.
Похоже, модель гроба была одной из самых элитных – атласная обивка, материал, напоминающий титан, – словом, настоящий космический корабль, предназначенный для доставки бабушки Энни в мир иной.
Кто и зачем оплатил всю эту роскошь для женщины, которая при жизни наверняка ни разу не притрагивалась к настоящему атласу? Если память Райана не подводила, то его бабушка всегда носила домашние халаты, фартуки и изношенные туфли.
Почему никто не купил ей цветы или меховую шубу, когда она еще была жива и могла порадоваться подарку? Какой смысл облачать ее в атла́с теперь, на пороге вечности, или что там еще ждало впереди?
Он перестал об этом думать. По словам Софи, он всегда поступал именно таким образом перед лицом глубокого чувства – отстранялся, отгораживался иронией и доводами рассудка.