«Ну, твоя бабушка была бы рада узнать, что ты проделал весь этот путь сюда, чтобы попрощаться с ней, – сказала Дороти. – Вот что важно».
За спиной у Дороти открылась дверь церкви. Райана захлестнула тревога, но затем утихла. Он увидел, что это девочка-подросток.
Он нервно сглотнул и взглянул на Дороти. Ему пришлось спросить: «Мой отец здесь, верно? Я его нигде не заметил».
Дороти сочувственно взглянула на него. Очевидно, у нее были свои основания переживать из-за брата.
– Нет, его здесь нет. Так ты поэтому приехал?
– Ну, я подумал, что у него хотя бы проснется совесть и он, может быть, покажется на похоронах собственной матери. Что ж, я ошибся.
Дороти тихо и печально рассмеялась.
– Знаешь, а может, он боится.
– Чего боится? Какого черта ему должно быть страшно?
– Например, встречи с тобой!
«Можно подумать, он меня узна́ет», – заметил Райан.
«Или твоих братьев, – продолжила Дороти. – Или, и того хуже, твоей матери».
– А вот этого действительно стоит опасаться. Она бы его засадила за решетку как пить дать!
– Кстати, а как она поживает?
Райана стоял и молчал, охваченный противоречивыми чувствами. Правду ему говорить не хотелось – что у его матери, снова вышедшей замуж, дела обстояли хуже некуда. «Вполне сносно, – солгал он. – По крайней мере, гораздо лучше, чем когда ей приходилось одной без гроша заботиться обо всех нас».
«А как бы ты поступил, если бы он приехал ?» – поинтересовалась Дороти.
– Точно не знаю. Наверное, поговорил бы с ним.
Она смотрела на него так, словно не верила ни одному сказанному слову:
– Правда, а о чем?
Ее любопытство понемногу начало его раздражать.
– О многом, уж ты мне поверь.
Какое-то время он пристально смотрел ей в лицо.
– А ты знаешь, где он сейчас?
Стараясь не смотреть ему в глаза, она отрицательно покачала головой.
Они молча стояли рядом, а мимо проходили вновь прибывшие, преимущественно пожилые женщины с кастрюлями, завернутыми в фольгу. Райан подумал, что, должно быть, в церкви одновременно проводили сразу три или четыре похоронных церемонии. В воздухе пахло макаронами, сыром и мясным хлебом. Этот аромат навеял воспоминания детства о семейных трапезах, еще до того, как семья развалилась.
Дороти добавила:
– Я очень рада, что ты приехал, Райан, даже если ты не можешь остаться. Знаешь, никто из членов семьи не общался с твоим отцом уже много лет. Может, это и к лучшему. Для всех.
– Другими словами, ты знаешь, где он, но не собираешься мне говорить. Ладно, я понял.
Он резко повернулся и рывком открыл дверцу машины.
«Погоди немного! Постой! – вздохнула Дороти, словно решившись на что-то в глубине души. – В последний раз, когда я общалась с твоим отцом, он был в Калифорнии».
Райан повернулся в ее сторону:
– В Калифорнии? А где?
– Он тогда только что вышел из тюрьмы и со своей сожительницей жил в каком-то городишке, Герни как, бишь, его там, может, Гернвилль? Учти, это было много лет тому назад. Вероятно, семь или восемь. И кто знает, где он теперь?
– А за что он попал в тюрьму?
Дороти отвела взгляд.
– Кажется, за оскорбление действием. У него всегда была склонность вымещать зло на женщинах. По крайней мере, мне так говорили.
Райан нервно расхаживал, стараясь успокоиться. То, что поведала Дороти, не слишком его удивило, но к горлу подступила горечь.
...
А правда заключалась в том, что после всех этих долгих лет Райан все еще не хотел верить, что его отец мог существовать, так ни разу и не пообщавшись с ним.
Он часто проводил время, стараясь уяснить для себя, было ли у Роберта в молодости что-нибудь, что могло предвещать или обусловливать его неудачи и предательство. Может, ему уделяли мало внимания или его били? Но Райану никто не мог рассказать об этом. Похоже, даже Дороти была не в курсе.
«Знаешь, отец пил, а мать была не слишком общительной, но они о нас заботились, – так ответила она, когда Райан спросил ее. – Они всегда были поблизости, хотя и не слишком участливы. Кроме этого, не было ничего необычного».
«С другими детьми все обстоит благополучно, верно?» – спросил Райан.
– Кроме твоего отца, никто не то что в тюрьму не попадал, но даже и не разводился. Не стану утверждать, что мы самая счастливая семейка на свете, но вполне нормальные.
Уж если из всех живущих в этом мире сестра отца не могла помочь ему разобраться, то тогда кто поможет?
«Слушай, мне жаль, что я тебе нагрубил, – извинился Райан. – Мне просто хотелось бы…»
Дороти подняла руку в знак протеста.
– Знаю, несмотря на ужасные поступки, которые он совершал, он все же мой брат, понимаешь? У меня достаточно оснований для обид.
Она тронула его за руку.
– Счастливо, и береги себя, дорогой!
– Ладно.
Райан сел в машину, затем опустил стекло.
– Рад был повидаться, тетя Дороти. Надеюсь, в следующий раз увидимся при более благоприятных обстоятельствах.
Он завел двигатель, и автомобиль резко тронулся с места.
Гнев добрых людей – это не что иное, как настоятельная потребность прощать.
Пьер Огюстен Бомарше
Ужасные поступки, которые он совершал . Эти слова постоянно вертелись у него в голове, когда он стремительно ехал прочь, вливаясь в поток машин на автостраде. Он не понимал, что именно имела в виду Дороти, но что касается Райана, его отец совершил лишь один непростительный грех – бросил своих детей и жену. Это было его главное преступление, повлекшее за собой остальные трагические события – ухудшение состояния здоровья матери, ее отказ от прав на Райана и его братьев, когда их пришлось сдать в детский дом, потому что она была не в состоянии сама ухаживать за ними и воспитывать их.
...
Его разлучили с двумя родными братьями – их отправили в один приют, его – в другой. Райану не повезло: он попал в приемную семью безработного машиниста и его жены – к одиозным супругам по фамилии Лузи.
Жили они в двухэтажном домике на две спальни в глухом переулке рядом с железной дорогой. Райана поселили в одной комнате с еще четырьмя приемными детьми. Спали все вместе на одном маленьком, грязном матрасе. В довершение всех несчастий в доме был лютый холод зимой и настоящее пекло летом. Крыша протекала. Всегда стояла омерзительная вонь – пахло плесенью, грязными ногами, канализацией и мышами.