Посмотрев на лица судей, Мелеста поразилась холодной ярости, сверкнувшей в глазах салвина Кадура, и невольно поёжилась – этот человек вызывал в ней неподдельный ужас, как мерзкая кобра, начавшая свой смертельный танец. Никогда не знаешь, в какой момент ждать от этой гадины стремительного броска.
Её любимый муж, как всегда, пребывал в состоянии полудрёмы-полубодрствования, и сейчас, развалившись в кресле и слегка покачивая ногой, наблюдал за мальчишкой, прикрыв глаза. Мелеста передёрнула плечами. Она до сих пор была сбита с толку событием, произошедшим вчера вечером в её спальне, и никак не могла понять, что бы это значило.
Вчера, как обычно перед сном, она выпроводила из комнаты Тану, отвлекавшую её своей болтовней, и сидела у маленького столика, занимаясь своим самым любимым делом – писала стихи. Мелеста никому не говорила о своём увлечении, боясь грубости и насмешек, но только в этих незамысловатых строчках она могла передать всю горечь своего существования и сжимающую сердце жажду любви. Стихи её получались лёгкими, как утренний ветерок, и грустными, как оторванные крылья бабочки.
Внезапно распахнувшаяся дверь впустила её драгоценного мужа, который, не говоря ни слова, схватил её за руку и поволок на кровать. Мелеста не стала сопротивляться, зная его жестокий нрав. Сцепив зубы, она отвернулась и стала смотреть на стену, моля только об одном, чтобы он скорее закончил.
Улаф, тяжело дыша после изрядной дозы крепкого вина, с силой вонзил в неё свой член, начав ритмично двигаться. Внезапно решив, что Мелеста тоже должна получить свою долю удовольствия, он вцепился своими железными пальцами в её грудь, больно выкручивая сосок – кто-то говорил ему, что бабам это очень даже нравится. Мелеста, искусавшая чуть не до крови губу от таких изысканных ласк, была несказанно счастлива, когда муж, дернувшись ещё несколько раз и издав утробное рычание, наконец затих, навалившись на неё всей тяжестью.
Полежав так минут пять, она выбралась из-под захрапевшего Улафа, собрала и спрятала исписанные листки, погасила свечу и прилегла на самый краешек кровати, стараясь не прикасаться к мужу, чтобы он, помилуйте Боги Вечные и Истинные, не проснулся.
Утром Улаф, ворча и чертыхаясь, сполз с кровати и ушёл, оставив Мелесту в полном недоумении от того, чем был вызван сей визит после почти года холодности и безразличия. Тана, смущаясь, рассказала ей как-то, что Улаф не обделяет вниманием Дору, жену торговца Сибаза Формана, неизменно посещая её при каждом отсутствии толстяка-мужа дома. Мелеста, обычно спокойная и рассудительная, тогда так накричала на девушку, что раз и навсегда отбила у той охоту обсуждать с ней интимную жизнь наследника Орстеров.
Внезапно Мелеста ахнула и отпрянула от занавеса – мальчишка произнёс очередные странные слова, и она вдруг вспомнила, откуда она их знает! Она прочла их ещё в родительском доме, в той книге о необычной стране, найденной в кабинете отца. Неужели мальчишка знает, что это за страна и где она находится?
Она ещё несколько минут постояла за гобеленом, но больше ничего интересного не узнала. Мелеста тихонько отступила внутрь, прикрыла и заперла на задвижку дверь, легко повернувшуюся на хорошо смазанных петлях. Стало очень темно, но она прекрасно ориентировалась в этой небольшой комнатке, предназначенной для тайного присутствия в зале тех, чьё присутствие там было вовсе и не обязательно.
Девушка совершенно случайно узнала о существовании комнаты ещё лет пять назад, увидев, как впереди неё посреди коридора прямо из стены возник лекарь Бракар, что-то возмущённо бурчавший себе под нос. Лекарь удалился быстрым шагом, не заметив застывшую от удивления Мелесту.
Обшарив стену дюйм за дюймом, она обнаружила небольшой камень, легко поддавшийся её нажатию, и дверь в стене открылась. Тем же вечером она со свечой обследовала комнатку. В небольшом помещении не было ничего, кроме маленького столика в углу и мягкого удобного кресла, обитого синим бархатом.
Напротив входной двери в стене имелась вторая дверь, закрытая на засов. Любопытство открыло дверь, за которой оказалась пыльная изнанка гобелена. Отогнув пришитый на уровне глаз квадратик ткани, Мелеста с удивлением увидела в дырочки Большой зал и услышала громкое пыхтение Жалана, натиравшего пол после утреннего приёма.
За годы замужней жизни она несколько раз пользовалась этой комнатой, узнав кое какие тайны Прилесья и Гудвуда, но всегда старалась быть крайне осторожной, прежде удостоверившись, что никто из семьи и, конечно же, лекарь Бракар, не застукают её на месте преступления.
Сегодня был как раз такой момент. Придя после завтрака в свою комнату и не застав там Тану, что её ничуть не удивило, Мелеста присела на кровать, обдумывая события вчерашнего вечера и утренний разговор за столом. Не придумав ничего нового, она выглянула в окно в надежде, что её болтливая прислужница зацепилась языком за кого-то во дворе. Таны она не увидела, но стала свидетелем того, как Борг выдернул мальчишку из мягких лап Сузы и потащил на допрос.
Здраво рассудив, что столетнее проклятие может часок и подождать, а вот предстоящий допрос она пропустить никак не должна, Мелеста быстренько выскочила из своей комнаты и направилась к спальне Арелы. Убедившись, что свекровь полулежит на диванчике с очередным бокалом в руке и полностью поглощена обстоятельным докладом стоявшего перед ней в почтительной позе главного смотрителя Проста, Мелеста с чистой совестью проследовала в тайную комнатку и приготовилась слушать.
Она оказалась права – то, что все они сегодня услышали, было безумно интересно! Она обязательно должна поговорить с этим мальчишкой Ником! Она должна у него всё-всё разузнать! Прижав ухо к входной двери и убедившись, что в коридоре тихо, она выскользнула из комнаты и быстро побежала в свою спальню.
Время тянулось невыносимо медленно. Сидя на куче тряпок, Никита уже раз сто прокрутил все события сегодняшнего дня, но в голову приходило только одно – он вляпался и вляпался серьезно. Из его положения было только два выхода – с ободранной спиной гордо болтаться на виселице или с отрубленными руками лежать под плёткой палача, что, в общем-то, было одинаково хреново.
От холода его колотила мелкая дрожь, и он никак не мог согреться, даже накрутив на себя ворох тряпья. Из окошка под потолком до Никиты доносились звуки живущего своей жизнью двора, а он сидел здесь, всеми забытый и покинутый, в ожидании своей весьма незавидной участи.
Сначала тихонько, а потом все громче хлюпая носом, мальчик заплакал, размазывая грязными руками безостановочно льющиеся слёзы. Он рыдал, никого не стесняясь, но постепенно поток иссяк, и мальчик, наконец, забылся тяжёлым сном.
Замок загремел. Никита вздрогнул и приподнял голову. В комнату вплыла Суза с едой и кружкой в руках, за её спиной маячила недовольная физиономия Борга. Мальчик с трудом сел, чувствуя, как холод и озноб снова завладели им. Суза протянула ему кружку молока и большой ломоть хлеба, на котором лежал аппетитный кусок вкусно пахнувшего мяса. Следом из кармана её белоснежного фартука появился ещё и румяный пирог.