– Смелее, смелее, Ваша милость! В ближайшие пятьдесят лет он точно не заболит. А дальше… Будет просто замечательно, если вы вообще сможете вспомнить, что такое зубы! – Бракар громко захохотал, демонстрируя свои крепкие зубы двадцатилетнего юноши.
Хортон улыбнулся. Он любил этого человека, которого язык не поворачивался назвать стариком. Вейстор прекрасно помнил, как десятилетним мальчишкой, сорвавшись с лесов строящегося дома, сломал правую ногу, и его, воющего от боли, принесли к лекарю Бракару, только недавно появившемуся в Гудвуде.
Как, напоив его неприятно пахнувшим настоем, Бракар колдовал над его ногой, разговаривая с ним через навалившуюся дрёму и ватную глухоту в ушах. Через пару недель Хор-тон уже бодро ковылял на зажатой в хитроумной конструкции из палочек и досочек ноге, а ещё через две уже мог по часу прыгать во дворе, отбивая своим деревянным мечом выпады учителя по искусству боя.
Подрастая, он всё чаще заглядывал в домик лекаря, специально построенный в углу двора господского дома, в котором почти всегда встречал кого-нибудь из жителей Гудвуда, отличавшихся, в основном, отменным здоровьем, но при этом крайне задиристым и неуживчивым характером. Матери несли и вели к нему своих чад, объевшихся кукурузы или зелёных яблок, укушенных разозлённой собакой или мстившими за наглое воровство пчёлами. А позже эти чада прибегали уже сами, зажав в грязном кулачке два дорка – обычную плату за участие почтенного человека в их судьбе.
Несмотря на свое циничное отношение к жизни, приправленное изрядной долей скептицизма и чёрного юмора, Бра-кар имел одно неоспоримое качество, сделавшее его самым уважаемым человеком в Прилесье, если не во всей Унарии – он умел хранить чужие тайны. Любые подробности интимной жизни не слишком пёкшегося о целомудрии населения Гудвуда и окрестных поселений прочно оседали в бездонном сундуке его памяти, и только необходимость спасения невиновного от виселицы или дубины палача могла заставить его открыть рот.
Эта порядочность и стала началом их дружбы. Семнадцатилетним юношей, откликнувшись на призывные взгляды разбитной девахи, дочери красильщика одноглазого Госта, Хортон был награждён дурной болезнью, быстро поубавившей его любовный пыл.
Промучившись неделю, он явился к лекарю и долго мялся, смущаясь и отводя глаза, пока тот, весело потирая ладошки и меряя комнату быстрыми шагами, вещал ему о возможных последствиях сих приятственных отношений с противоположным полом. Выйдя от лекаря с глубоко спрятанным в кармане флаконом, Хортон ещё несколько дней с ужасом ожидал гневной отповеди своего отца, но ее не последовало. Да и Бракар никогда больше не заводил с ним разговора на эту тему.
После смерти отца, став в двадцать лет вейстором Прилесья, Хортон с благодарностью выслушивал советы этого человека, с огромным удовольствием замечая, что они почти всегда отвечают его внутреннему видению ситуации.
Ироничный тон бесед с лекарем, ни во что не ставившим знатное происхождение и высокие должности, устраивал его больше, чем громкоголосый хор лебезивших перед ним прислужников. И, как не было больно этого осознавать, Хортон всё чаще ловил себя на мысли, что Бракар стал единственным человеком в его окружении, которому он мог полностью доверять.
Лекарь сидел, поигрывая сплетёнными на груди пальцами, и лукаво поглядывал на возвращённого к жизни вейстора.
– Ваша милость не желает послушать последние новости из столицы? Или Кадур Вездесущий меня опередил?
– Похоже, ты лично бегал за ними в Остенвил.
– Даже будь я лучшей лошадью из конюшен мерланов, я не смог бы смотаться туда и обратно за шесть дней. Нет, в Айдару, как всегда в это время года, вести долетели с Солнечным Ветром. Вся Нумерия должна ликовать и плясать от счастья! Кронария, жена нашего Повелителя, наконец-то разродилась мальчишкой – Высочайшим Наследником Аруцием Вторым!
Повелитель счастлив – после шести-то девок в трёх браках. Говорят, он от счастья чуть не повырывал оставшиеся на макушке волосы, и даже пытался поскакать эдаким козликом, но, увы и ах, его любезная подагра быстро прекратила эти безобразия. – Бракар хихикнул, представив грузного Повелителя с огромным брюхом, скакавшим на одной ноге.
– Ну, а ты-то, конечно, не преминул разделить всеобщую радость?
– Ваша милость, как же я мог остаться в стороне?! Лангракс Мортон выставил на площади две бочки гахарского вина, как-никак его жёнушка Тасиния приходится Кронарии троюродной сестрой. Мы с Урсием разок приложились к источнику веселья, но жадность Мортона вам известна – вино, как всегда, было разбавлено.
Благо, Урсий недавно вскрыл чирей на обширном седалище хранителя лангракских погребов, и мы беспрепятственно проникли в сие святилище. Разве моя совесть могла бросить несчастного Урсия один на один с такими запасами? Да и кто другой вложил бы наутро в его дрожащую руку флакончик с отваром сарулы?
– И…?
– И… так три дня. Потом хранитель погребов возмутился и выставил нас со словами, что его задница весит намного меньше уже выпитого нами и, если господин узнает, даже вылеченная, она не сможет заменить ему оторванной головы.
Хортон захохотал, представив толстощёкого хранителя погребов с быстро моргавшими поросячьими глазками с солидной задницей на месте плешивой головы.
– Наконец-то Палий заткнет рты злопыхателям и сможет спать спокойно.
– Да, поговаривают, что он и до этого не особо беспокоился… по ночам… То бишь, не особо беспокоил Кронарию. Урсий, допивая третий кувшин вина, страшным шёпотом проорал на весь подвал, что Палий уже года два не открывал дверь в её спальню. Он со своим пузом уже позабыл, как к женщине пристраиваться. Вот одна из прислужниц Кронарии, убиравшая покои, бойкая девица, любящая поболтать языком, иногда и напоминала ему, для чего ещё нужен этот жалкий отросток у него между ног.
– И кто ещё в курсе этих подробностей?
– Боюсь, что весь дворец, включая последнего мальчишку на конюшне. Если не весь Остенвил…
– Палий совсем выжил из ума, выставляя на показ такие вещи! Если мальчишку признают незаконнорождённым, думаю, нас ждут тяжёлые времена.
– Ваша милость прав. Драка за трон будет нешуточная… Младший брат Палия, лангрин Грасарий, завязал тесную дружбу с доланитом Турсом Либургом и даже решил отдать свою любимую дочь Инестию за его младшего сына, командира сотни мерланов, и осыпает будущих родственников всяческими подарками. Рубелий, средний брат Повелителя, не столь прямолинейный, тайно встречается с сигурнами. И как говорят знающие люди, те выходят после этих встреч в весьма растрёпанных чувствах.
– Твоим источникам можно доверять, Бракар?
– Лекарское братство – я не знаю ничего более надёжного в нашей бедной Нумерии. Не буду скрывать от вас, господин, что по Остенвилу ползут упорные слухи, что Палий, безостановочно опустошающий свои кладовые и всё время мучимый головными болями и подагрой, стал неимоверно жесток и подозрителен.
Недавно он за попавшую под колесо безмозглую курицу отправил на рудники зазевавшегося возчика. Тот имел несчастье не вовремя упасть ниц перед Повелителем Нумерии. Народ не доволен таким судом и новыми налогами, уже превысившими треть цены любого товара. Сборщики лютуют, забирая восьмую часть всего произведённого ремесленниками и крестьянами, а выжатая из людей последняя монета, если не оседает в толстых кошельках сигурнов, идёт на увеселения Кронарии и всего её беззастенчивого семейства.