И алкоголь, и страх сразу же выветрились. Он миновал лодку, направляясь прямо в открытое море. Огибая корму, он едва не дотронулся до нее, но сдержался, понимая, что если сделает это, то уже не отпустит ее. Так что он проплыл мимо, затем оглянулся и посмотрел на мягко покачивающийся силуэт. Пляж был черный и коричневый одновременно, и у него уже не хватало дыхания. Он мельком подумал о своей одежде там, на берегу, на твердом мокром песке и о закопанном бумажнике рядом. Все это уже прошлое. Его жизнь – прошлое.
Он энергично работал руками, то и дело оглядываясь на Хиос. В уши заливалась соленая морская вода. «Не будь трусом, – сказал он себе. – Не возвращайся к тому, что ты уже пережил». Он старался повернуться к своему стыду спиной; окружить его непреодолимой стеной. Он думал, что время все поправит, все залечит. Все забудется. Но все оказалось не так.
Он с новой силой поплыл вперед. На восток, к побережью Турции, все дальше и дальше от Хиоса. Теперь он уже действительно сильно устал. Стало холодно, его затрясло. Это хороший знак, он знал. Море в конце концов забирает его себе.
Том был уверен, что это не Тремэйн. О Ландау и Бегг он не знал почти ничего. Ему хотелось намекнуть Амелии, что Чейтер, скорее всего, имел такой же, если не больший, доступ к информации ЦРУ, как и Райан Клекнер, и потому является полноценным подозреваемым в охоте на крота. Почти одновременно он подумал, не предложила ли Амелия пристальнее приглядеться к Чейтеру кому-нибудь еще. Это было очень и очень вероятно. После гибели Пола Амелия вела себя очень сдержанно, недоговаривала, скрывала все, что только можно было скрыть. Она понимала, что вряд ли следует полагаться на Тома как на бесстрастного судью в деле Чейтера. Скорее всего, она действительно поручила Чейтера преданному сотруднику. Но кому?
Том вдруг остановился. Он стоял на самой середине Галатского моста, прямо над тем самым рестораном, где завтракал утром. Вероятно, те же самые рыбаки сидели там же, на южной стороне моста, и держали в руках те же самые удочки. Неожиданно Том осознал, что всего через полчаса после того, как выслушал рассказ Амелии, он, сам не зная как, оказался в королевстве кривых зеркал Энглтона, там, где друг – это враг, а враг – это друг.
– Том?
Амелия, которая успела пройти немного вперед, тоже остановилась и обернулась к нему. Она уткнула руки в бока, и всего в нескольких дюймах от ее локтя с визгом пронеслось такси.
– Извини, – пробормотал Том и тоже двинулся вперед, чтобы догнать ее. На мосту оглушительно пахло только что выловленной рыбой.
– Я сказала, что Джозефин Уоллингер сейчас в Стамбуле. В доме на Еникёй. Я собиралась ее навестить.
– Полагаешь, это хорошая идея?
– А ты полагаешь, что это плохая идея?
«Это уж ты мне скажи», – подумал Том. Он вспомнил, что внутри у Амелии есть тот же ледяной твердый стержень, что и у большинства его коллег. Измученная душа, окруженная холодом. Он хорошо представлял себе их эмоциональный склад: не высказанное вслух, но всегда осознанное желание стоять к неприятелю лицом, чтобы доказать свое превосходство; часто при этом надевалась маска дружеского расположения и теплоты. Амелия предавала Джозефин постоянно. Разве этого ей было недостаточно? И однако же, несмотря на страсть, на красоту Амелии, ее ум, блеск и успешность, Пол все равно возвращался к жене. Не чувствовала ли Амелия, в конце концов, себя униженной? В делах сердечных она была так же амбициозна, как и в делах карьерных, и всегда готова была сражаться до конца. Это был больше чем вопрос выживания. Амелия Левен являлась живым воплощением насмерть вбитого в голову принципа, что «породистый» офицер Секретной разведывательной службы никогда не должен быть на вторых ролях.
– Я предупредила, что загляну на чашку чаю около четырех. – Амелия взглянула на часы. – Уже без пятнадцати. Хочешь пойти со мной?
– Конечно.
Через пару секунд она уже поймала такси, и они влезли внутрь. Поток машин, двигавшийся на север, к мосту Ункапани, был очень плотным, и водитель нервно дергался из ряда в ряд, совершая ненужные маневры. Тому ужасно захотелось пристегнуться, но он вспомнил, что ни одно такси за всю историю таксомоторного дела в Турции не могло похвастаться наличием нормального, функционирующего ремня безопасности на заднем сиденье. Амелия же на протяжении всей поездки сохраняла полную безмятежность. Она сказала Тому, что хочет узнать у Джозефин, не упоминал ли Пол о кроте; тем не менее он сомневался, что ему дадут поучаствовать в беседе. Скорее всего, Амелия взяла его с собой только для того, чтобы уменьшить напряжение, «снизить интенсивность» их разговора с Джозефин. Вопрос был не в том, знает ли Джозефин о связи Амелии с ее мужем – жена всегда знает, – а исключительно в том, насколько она готова простить Амелии ее грех.
Пискнул мобильный – кто-то прислал Тому сообщение. Он вытащил аппарат и посмотрел на экран. Сообщение было от Клэр – ответ на то, что он отправил ей раньше.
«Кажется, что это было вчера. Мы были так счастливы, Том. Что же произошло? Почему мы все растеряли? Да еще так бессмысленно».
– С тобой все нормально? – спросила Амелия, видя, как изменилось его лицо.
Тому были более чем хорошо знакомы эти внезапные перепады в настроении Клэр. Когда она чувствовала себя одиноко или вдруг начинала бояться будущего, старалась приблизить его к себе. Когда в ее новой жизни с Ричардом все шло прекрасно и Клэр была всем довольна, она обращалась с Томом как с отработанным материалом. И все же, несмотря ни на что, в этот момент он ощутил невозможную, непреодолимую тягу к своей бывшей жене и ко всему, что потерял. Он знал, что хочет построить новое будущее, но иногда… бывали дни, когда он мечтал, как они с Клэр решают все свои проблемы, преодолевают все трудности и мирно живут вместе. Она была права. Это ужасно бессмысленная потеря.
– Нормально, – бросил он. – Просто… Клэр.
Прошло еще полчаса, прежде чем они нашли довольно скромный дом, стоящий прямо на берегу Босфора. Он был построен в конце девятнадцатого века богатым османским торговцем, а потом заново отделан безвестным домовладельцем, который сдавал его министерству иностранных дел Великобритании за какую-то запредельную цену. Они позвонили, подождали минуты две и услышали шаги за дверью. Кто-то сбегал вниз по лестнице. Том был уверен, что это не Джозефин – движения были юные, легкие, почти невесомые.
Поначалу он даже не узнал молодую женщину, которая открыла им дверь. Ее волосы теперь были короче, и она превратилась в блондинку. Большие карие глаза с накрашенными ресницами сияли добротой. Кожа слегка загорела, так что вокруг носа и на плечах проявились веснушки. На ней было темно-синее открытое летнее платье; из-под его широких лямок выглядывали бретельки кремового бюстгальтера. На щиколотке болтался браслет, а ногти ее аккуратных ухоженных ножек были выкрашены в ярко-алый цвет. Это была Рэйчел.
– Здравствуйте. Я помню вас. Вы Амелия.
– Здравствуйте. Да, все верно. Мы встречались в Картмеле.