— Почему Вы так озлоблены на мир? — продолжал говорить Иван Максимович, внимательно глядя задержанному в глаза. — Что этот мир сделал Вам плохого? Почему Вы хотите убивать? Что заставляет Вас идти на убийство ни в чем не повинных перед Вами людей? Почему Вы не хотите мне это рассказать? Я хочу Вам помочь. Не нужно видеть в людях только зло. Ведь мы люди, а не звери. А люди должны друг другу помогать. Это только в волчьей стае господствуют волчьи законы. А мы не в волчьей стае. Мы в человеческом обществе. Поверьте мне, я обязательно Вам помогу.
В мыслях задержанного снова стали всплывать образы, и я увидел ужасную картину. Горящий в огне дом. Люди в военной форме. Лежащие на земле в лужах крови женщина и дети. Очевидно, эти воспоминания были очень тяжелы для задержанного. Его глаза немного покраснели. Но, тем не менее, он продолжал сохранять на своем лице маску непроницаемости.
— Я понимаю, что у Вас, может быть, есть какие-то веские причины, которые не дают Вам возможность жить обычной мирной жизнью, — продолжал говорить Иван Максимович. — Я хочу помочь Вам устранить эти причины. Что Вам мешает? Вы не можете найти постоянную работу? Вас кто-то серьезно обидел? Давайте разберемся. Кстати, Вы верующий?
Фанатик молчал.
— Если Вы верующий, Вы должны понимать, что убивая людей, Вы совершаете страшный грех. Любая религия, будь то христианство, или ислам, или мусульманство, во главу угла ставит человеколюбие. Никакая религия не одобряет убийств. Голубчик, Вы только представьте себе картину, которая возникнет, если мина, которую Вы где-то заложили, взорвется?…
Иван Максимович продолжал увещевать задержанного, но я его уже не слушал. Я всецело сконцентрировался на мыслях «Голубчика». В них, словно из тумана, стали материализовываться различные объекты. Сначала я увидел большой двенадцатиэтажный жилой дом из белого кирпича, с серой металлической дверью. На стене дома отчетливо просматривался номер «13», нарисованный от руки белой краской. После этого в памяти «Голубчика» появился темный подвал. Видимо, это был подвал того самого дома. В углу подвала, возле трубы, просматривался старый потрепанный коричневый чемодан. Раннее утро. Часы. Стрелки показывают четыре. Громкий взрыв. Задержанный так натурально представил в своем воображении этот взрыв, что у меня зазвенело в ушах. Нижние этажи дома охвачены огнем. Из окон валит дым. Душераздирающие крики мечущихся в панике людей. Дом рушится. После этого в мыслях «Голубчика» снова возникли образы его жены и детей. Они улыбались и говорили: «Спасибо, папа!». Меня передернуло. Я посмотрел на фанатика. Его глаза светились злорадством. Мне стало не по себе. Этот взрыв обязательно нужно предотвратить. Но как заставить этого безумца назвать улицу, на которой находится тот самый двенадцатиэтажный дом, в подвале которого он заложил мину? Дома с номером тринадцать есть на каждой улице. А улиц в нашем городе было много. Если все их прочесывать, уйдет уйма времени. По доброй воле этот фанатик ничего не скажет. Он скорее умрет, чем позволит вырвать у себя признание. Страдания сделали его дерзким и смелым. Человек, доведенный до отчаяния, способен на самые безумные поступки, и готов выдержать все, что угодно, лишь бы осуществить задуманную им месть. Силой его не сломать. Здесь нужна хитрость. А что, если попробовать обратиться к нему от имени его погибших жены и детей? Изобразить из себя экстрасенса, способного общаться с душами умерших, и убедить его не делать того, что он задумал. Конечно, это жестоко. Но разве не жестоко, если по его милости погибнут десятки людей? Я бросил взгляд на Павла. Он смотрел на меня с надеждой. И я решился.
— Разрешите задать ему вопрос, — перебил я Ивана Максимовича.
Врач обернулся и с возмущением посмотрел на меня. Кто это посмел помешать ему работать? Но в моих глазах светилась такая решимость, что Иван Максимович спасовал.
— Ну, задайте, задайте, — снисходительно произнес он.
— На какой улице находится этот дом? — спросил я задержанного. — Двенадцатиэтажный дом номер тринадцать с серой металлической дверью. В подвале этого дома, в углу, возле трубы, Вы положили старый потрепанный коричневый чемодан. В чемодане — мина, детонатор которой поставлен на четыре часа утра. Я повторяю свой вопрос, на какой улице находится этот дом?
«Голубчик» вздрогнул и посмотрел на меня. Его щеки слегка зарумянились. Впервые за все время моего пребывания в камере на его лице проявились эмоции. Иван Максимович удивленно раскрыл рот. Только один Павел сохранял спокойствие. Видимо, он уже привык к моим «ясновидящим» штучкам. Задержанного пробрала дрожь. Его лицо вдруг показалось мне очень усталым. Он вытер ладонью пот со лба. Этот жест красноречиво свидетельствовал, ценой какого сильного нервного напряжения давалось ему то ледяное спокойствие, которое он демонстрировал до сих пор. Теперь он казался совершенно растерянным и сбитым с толку.
— Вам передает привет Ваша жена, — мягко сказал я «Голубчику». — Она сейчас стоит рядом с Вами. С ней Ваши дети, дочь и сын. Вы их не видите, и не слышите. Но я их вижу и слышу. Они просят Вас никого не убивать. Они Вас любят, и просят меня Вам это передать. Они не хотят, чтобы Вы мучились всю оставшуюся жизнь в тюрьме. Они хотят, чтобы Вы были счастливы.
«Голубчик» затрясся, как в лихорадке, и отшатнулся.
— Кто Вы? — проговорил он нервным шепотом.
— Это не важно, — ответил я.
«Голубчик» обхватил голову руками, стал раскачиваться из стороны в сторону, и застонал.
— Гуля, Рашид, Дина, — стонал он. Очевидно, это были имена его жены и детей.
Иван Максимович хотел что-то сказать, но я глазами показал ему, что это излишне. Иван Максимович согласно кивнул головой. Его взгляд был наполнен изумлением, и непрерывно следил за мной.
— Вы выполните просьбу Вашей семьи? — тихо спросил я «Голубчика».
Наступила тишина.
— Да, — произнес «Голубчик» после небольшой паузы. За эти минуты с ним произошла резкая перемена. Все демоны, сковывающие его тело, словно разом покинули его. Весь его фанатизм куда-то исчез, и перед нами предстал совершенно измученный человек, которого постигло тяжкое горе.
— Этот дом стоит на улице Мира, — сказал он. В его голосе явственно чувствовалось облегчение.
Павел пулей вылетел из камеры. «Голубчик» поднял голову. Из его глаз текли слезы.
— Как Ваше имя? — спросил я.
— Ильхам, — ответил он. — Ильхам Юнусов. Я смогу их когда-нибудь еще увидеть?
Я опустил глаза и ничего не сказал.
Ильхам схватился за голову и закричал:
— Выйдите все отсюда! Выйдите, прошу вас! Оставьте меня одного! Я вам все сказал!
Мы с Иваном Максимовичем вышли из камеры. Охранник в коридоре запер дверь на ключ. Через приоткрытое окошко я посмотрел на Ильхама. Он сидел, крепко обхватив голову руками, и плакал.
— Как Вас зовут? — спросил Иван Максимович?
— Илья, — ответил я.
— Илья, а Вы что, действительно можете общаться с мертвыми?