Клэр молча кивнула. Открыть рот она не решилась, боясь, что голос ее выдаст.
– Клэр, что случилось? – Анжелика удивленно посмотрела на начальницу.
Та помотала головой – ничего, мол. Но лицо исказилось от подступивших к горлу рыданий.
Анжелика кинулась к ней, желая обнять, однако Клэр предостерегающе выставила перед собой руки.
– Все в порядке. Через минутку приду в себя.
Ну, конечно! Придет в себя, как бы не так. Глаза начальницы налились слезами, подбородок дрожал. Она того и гляди развалится на кусочки. Анжелика торопливо оглянулась. Никто не должен этого видеть. Ни гости, ни тем более персонал. Она потащила Клэр к бельевому шкафу – огромному бельевому шкафу, где хватит места им обеим. Распахнула дверцу, втолкнула Клэр внутрь.
– Вот так. Здесь тебя никто не увидит.
Клэр рухнула помощнице на грудь и горько расплакалась. Анжелика крепко прижала ее к себе, успокаивающе поглаживая по спине.
– Пойдем к тебе в комнату, – предложила она. – Здесь не самое удобное место.
Эти слова, казалось, отрезвили Клэр.
– Я уже в норме. В норме. Прости. – Она лихорадочно принялась утирать слезы.
– Ты из-за… – Анжелика подняла взгляд к потолку, намекая на Ника.
Клэр неопределенно дернула плечом и одновременно кивнула.
– Если ты его и правда любишь, слушайся своего сердца, – посоветовала Анжелика.
– Как?! А Лука? А отель? И идиотская затея в Лондоне?.. И вообще – он женится. – Слезы с новой силой хлынули из глаз, точно мыльные пузыри из бутылочки «Фейри». – Господи… – Клэр прижала ладони к лицу. – Я ведь никогда не пла́чу. Что со мной такое? – Она попыталась рассмеяться.
Анжелика закусила губу. Ясно, как день, что Клэр до сих пор сходит с ума по своему детскому увлечению. И так же ясно, что она не разрешает себе ему поддаться. А если бы ей стала известна правда о Луке? Изменило бы это что-нибудь? Должна ли Анжелика рассказать начальнице о его «случайных» прикосновениях, о многозначительных взглядах и двусмысленных намеках? Анжелика достаточно разбиралась в мужчинах, чтобы понимать – дай она Луке хоть малейший шанс, он зашел бы дальше. Намного дальше…
Доказательств у нее, разумеется, нет. Вряд ли можно считать доказательством шестое чувство. Да и кто она такая, чтобы вмешиваться в жизнь Клэр?
К тому же если настучать на Луку, тот быстро узнает, откуда ветер дует, и Анжелику вышвырнут с работы. И уж тем более у нее не останется надежды на то, что у них с Лукой в будущем что-нибудь сложится.
Нет-нет, она, конечно, этого не хочет. От Луки добра не жди.
Господи, ну почему жизнь так сложно устроена?!
Пока Анжелика боролась с собственной совестью, Клэр начала приходить в себя. Расправила плечи, пригладила волосы, вытерла размазавшуюся тушь.
– Ты меня прости, – сказала она помощнице. – Что-то я расклеилась. ПМС, наверное. Гормоны. Сама понимаешь. Да, насчет четвертого номера ты правильно решила. Молодец.
Через секунду Клэр и след простыл. Анжелика задумчиво посмотрела в коридор, где скрылась начальница. Предменструальный синдром, как же! Нет, это называется «разбитое сердце». Но если Клэр не хочет обсуждать с Анжеликой свои проблемы, тогда Анжелика ничем не может ей помочь.
По лестнице спустился Ник с застывшим, темным лицом.
– Добрый вечер, сэр, – поздоровалась Анжелика.
– Добрый вечер, – с трудом произнес он и сопроводил слова бесцветной улыбкой, такой же унылой, как болота в разгар зимы.
Анжелика проводила его взглядом. Нет уж, спасибо. Пусть сами разбираются, ей и так проблем хватает.
Откладывать разговор дальше невозможно. Все общие фразы сказаны, напитки принесены. Элисон посмотрела на мужа. На щеках у нее проступили два розовых пятна – реакция на спиртное, – но в остальном она казалась спокойной.
– Так в чем же дело?
– Помнишь наш с тобой сложный период? – Колин отставил стакан. – Когда Райану было лет пять.
– Да. – Элисон поморщилась. – Еще бы. Разве можно забыть собственное сумасшествие? Ужас просто.
– Я тогда тоже в каком-то смысле сошел с ума. Очень тяжело было.
– И?.. – Элисон глотнула джина.
– У меня… случился роман.
Вот. Все. Бомба брошена. Но стены не рухнули. Элисон сидела молча, не шевелясь.
Наверное, надо что-то пояснить.
– Не стану себя оправдывать. Я поступил недостойно. Но мне тогда было очень одиноко. И горько. Когда представился случай, я почему-то решил – это нормально. На самом деле ненормально, конечно…
– Я не особенно удивлена, – спокойно произнесла Элисон и поболтала соломинкой в стакане. – Не обрадована, конечно, но и не удивлена. На твоем месте любой мужчина не устоял бы. Имея чокнутую жену-развалину…
От этих слов ему стало еще хуже. Уж лучше бы она взорвалась, разозлилась. Ее мнение, что Колин ничем не лучше остальных мужчин – а он-то собой гордился, считал себя образцовым мужем и отцом! – причинило сильную боль.
– Ну хорошо, – продолжила Элисон. – Сто лет назад ты мне изменил. А почему решил сейчас признаться?
Она внимательно посмотрела на него. Элисон не дурочка. Она прекрасно понимает – есть что-то еще. Понимает – муж не стал бы заманивать ее сюда лишь для того, чтобы исповедаться в супружеской неверности.
Колин подобрался: первоначальное спокойствие жены совсем не означает, что дальше все пойдет как по маслу.
– Ты же знаешь, я люблю тебя. Тот роман… просто помутнение нашло. Но я одумался и все прекратил. Благодаря ему я понял, как сильно тобой дорожу. – Элисон приподняла брови. Колин продолжил: – К тому времени ты… начала выздоравливать, у меня появилась надежда, что все наладится. Ты принесла мне много счастья, Элисон. Я горжусь нашим браком. И нашими детьми. И всем, чего мы достигли.
– Но? – Улыбка вышла несколько натянутой. – Есть ведь какое-то «но», правда?
Колин кивнул. Внутренности растаяли и превратились в воду. Ничего труднее ему делать не приходилось, никогда в жизни. На минуту он пожалел о том, что выбрал для исповеди ресторан. Хотя, может, тут Элисон не станет устраивать скандал?
Колин выбрал наименее эмоциональные и наиболее лаконичные слова, какие знал.
– Есть ребенок.
– Что?! – Элисон отпрянула. Это прозвучало неожиданно резко, и на них оглянулись с соседнего столика. Она понизила голос. Сцены и нежелательное внимание жена ненавидела. – Что значит «ребенок»?
– Моя… – Какое слово вставить? «Любовница»? «Бывшая»? – Женщина, с которой у меня был роман, забеременела. У нее есть дочь.
– Дочь?
– Да. – Колин уставился на тарелку. Он чувствовал себя последним подлецом. – Прости.