– А днем?
– А днем я на работе, каждый день с Инной разговариваю, но я ее простила. Нужно уметь прощать обиды и идти дальше. Муж дважды уже в командировки уезжал, но я и его простила, когда вижу Армена – снова слезы глаза застилают. Молчу и думаю: «Как он мог?» И так все два месяца. Шестьдесят дней.
Рита испугалась, что сейчас она продолжит счет на часы, минуты и секунды, это слишком, пожалуй. Пора включаться.
– Вы никого не простили, Виолетта. Мучаете других и мучаетесь сами. Отпустите и Армена и Инну, у вас останутся сын и книги, ваш дом тоже никуда не денется. Простить для вас означает отпустить их подобру-поздорову и жить дальше. Людей не надо так строго отбирать. Вы все равно никогда не узнаете, что именно человек сделает через три года, пять, десять. Пройдите через испытание. Переживите боль.
– Я не переживу.
– Ну будет трудно – придете ко мне. Мы все обсудим.
– Но ведь Армен так любит меня! Инна тоже меня любит, два месяца они мне только это и твердят.
– Соберите вещи Армена, поставьте их поближе к двери. И не говорите с ним ни о чем. Не надо возвращаться к этой теме. Поймите, я могу вам посоветовать: живите вместе, все образуется, семья – главное. Это будет правильно, правда? Но вы уже два месяца пытаетесь сделать именно это, и у вас ничего не получается. Много лет вы были уверены, что близкие люди созданы для вашего личного счастья. Сейчас вам трудно, я понимаю. Но измените точку зрения, давайте попробуем сделать это вместе, как гимнастику.
Посмотрите, как вам повезло! Вам уже тридцать пять, вы прекрасно выглядите, у вас преданный сын и вы много лет прожили в согласии с собой. Это редкость! Измените точку зрения на проблему. Поймите, что вам повезло. Вы ведь спрашиваете Армена, как давно все это началось?
– Он уверяет, что ничего никогда не было. Что такие как Инна не в его вкусе, и я его прекрасно понимаю.
– Вот и хорошо. Так и оставьте, остановитесь. Жизнь к вам настолько благосклонна. Ведь вы максималистка, отклонения от нормы воспринимать не готовы. Объясняю лишь потому, что иначе вам может показаться, будто я сужу поверхностно, что мне легко обобщать. Нет. В вашей конкретной ситуации вы счастливица. Не хотите разрушать себя – прекратите видеть и мужа и подругу. Потом когда-нибудь встретитесь, лет через пятьдесят. Тогда и поговорите.
– Лет через пятьдесят мы об Альцгеймере сможем поговорить.
– Чем меньше лжи, тем меньше шансов схлопотать Альцгеймер. И сердце будет здоровое. Разводитесь! У вас ведь сын растет.
– Но сыну нужен отец.
– Ноу него есть отец. Он будет о нем заботиться, не волнуйтесь. И уважать вас будет гораздо больше.
– И я… я не останусь одна? Мне так страшно, Рита! Всегда боялась женского одиночества.
– Навязчивые страхи надо преодолевать. Не думаю, что вы останетесь одна. – Взглянув на Виолеттины завитки, Рита сама невольно залюбовалась. – Яне гадалка, Виолетта, это всего лишь мои предположения. Основанные на личных наблюдениях.
– Но мне проще, поймите. Сделать вид, что ничего не произошло. Я останусь с мужем, я люблю Армена! И подруга… подруга моя любимая. Я не могу остаться без них обоих! Выходит, я должна обидеться на целый свет!
Виолетта ушла с выражением некоторой растерянности на лице, а Рита так и сидела в кресле, забыв о времени.
Рита недавно круто приоделась, обновка – закачаешься! Переживем зимний период с достоинством, ага. Купила на распродаже уникальный прикид, бледно-зеленую дубленку «D&G» в пол, изящество фигуры подчеркивает пояс на талии. По дороге домой Рита шла и думала о Танечке. И о Юрочке думала. Застала их вместе и прекратила всякие отношения, смогла. А ведь все точно так же: этого не было, успокойся, тебе показалось, мы как раз собирались к тебе позвонить. Этого не было, этого не было.
Они ее неделю мучили этим «не было», пока ей сон не приснился, где все события в хронологическом порядке, еще с позапрошлой зимы. Взгляды, касания, как она всего этого не замечала! Утром ни одна деталька из сна не пропала, проснулась, все помня. И поняла, что они полтора года втроем и вместе. Рита думала, что вдвоем и Танечка, подружка разлюбезная. А Танечка, невозмутима и обликом светла, роман с Ритиным возлюбленным крутила. За Ритиной спиной, вероятно, особая эротика на этой почве.
Стопка грязной посуды на кухне, за три дня собралась – Рита мыла ее с усердием, и думала, вспоминала… Впервые за долгие годы позволила себе. Хороша была Танюша, краше не было. И лучше бы ее не было. Кому лучше? Но лучше бы не было.
Взгляд ее серых чуть навыкате глаз – преданный и кроткий, она с готовностью слушает, сердобольные советы дает. Решила ничего Рите не сообщать, как она потом говорила: «Я не хотела тебя терять». Тревожить не хотела. И терять не хотела, оказывается. Спать с моим Юрочкой спала, а подругу терять не хотела, во как.
Хорошую Рита подружку нашла, змею с раздвоенным жалом на собственной груди вырастила, то лечила ее, то выслушивала, и ведь только слепой бы не увидел дешевый театр и глубоко запрятанную издевку. Сюжет незабываемый, юная дурочка Рита, самоуверенная как гусыня: ах, я красавица, мне повезло, мне прет, я особенная! Да никакая ты не особенная. А Танечка фантастической стервой оказалась. Слушала-слушала рассказы о чужой любви с завистью. Устала, решила послушать с чувством превосходства.
С моим суженым – я тогда была уверена, что суженый, – спала другая, из сострадания. Меня – жалея! Заботилась, спасала от фрустрации. Чтобы я не разочаровалась в жизни, чтобы праздник всегда со мной. Я ведь, как и Виолетта, была уверена – грязь меня минует!
Вредно так думать, нужно дрожать и бояться, постоянно оглядываться по сторонам от страха, что счастье кто-то выхватит прямо из рук, как сверток, – выхватит, скроется в темном лесу, и зигзагами, зигзагами, наутек. Прижимая к груди мое счастье, мое драгоценное, перепеленутое, как ребеночек-первенец, заботливо и неумело. Украсть легко, драгоценное мое изуродовать еще легче, всего-то старые одежки вышвырнуть, завернуть кое-как смрадным тряпьем чужое, не свое – и в результате выбросить за ненадобностью где-то на пустыре, на заброшенном гнидном пустыре: не доставайся же ты никому. Так все и было. Точно так.
Сияние, не защищенное ничем, кроме счастья, разлучнице глаза слепило, когда она смотрела на меня.
Предательство застает врасплох, оно всегда внезапно. Тем и страшно, а иначе – что за беда? За битого – двух небитых дают. Две небитые, напичканные литературными шедеврами дурочки превратились в битых в одно мгновение. Зачем? Таков сценарий дружбы? Единственно возможный, если идти по жизни без маски и доспехов?
Маски, доспехи… Рита одно поняла, по-бабьи, по-простому, без метафор и аллюзий с коннотациями: это же до какой степени нужно ожесточиться, чтобы полтора года врать! Целых полтора года Танечка с Юрочкой у нее под носом встречались, а она пребывала в полном неведении. Значит, и не было у Риты никакой любви? Вот что самое страшное. Она как Белоснежка – королева эльфов. Нету ее, Белоснежки, и нету эльфов, у сказки есть автор. Все придуманное. Ненастоящая жизнь.