– Жил рядом с монастырем, в Гималаях. Неделю.
– У них что, гостиница там?
– Гостиница – громко сказано. Маленькие бедные гостинички, называются лоджии. Общая комната с «буржуйкой» на первом этаже, на втором – номера-люкс, с позволения сказать. Холод собачий. Кроватей нет, пустые деревянные нары – спишь в спальнике. Если много народу, то прямо на полу. В окнах не стекла, а одно название, дует безбожно. Зато видны розовые заснеженные пики. На рассвете открыл глаза и… нет слов! Снизошло! И понимаешь, что жизнь внизу – суета-сует и всяческая суета. Там тусуются бродяги и романтики со всего мира – братство, понимаешь? Люди без возраста. Все друг друга знают, помнят, радуются. От разреженного воздуха вечная эйфория. Посиделки до утра, байки на интернациональном новоязе, понятном всем, гогот, совместные трапезы, тут же сколачиваются группы по разным маршрутам. Романы завязываются… Леша, ты не поверишь, но это входит в кровь.
– Завидую, Христофорыч. Завидую и чувствую себя серым обывателем. Лам видел?
– Конечно! В монастырь можно зайти даже во время службы. Народ приветливый, смирный, все улыбается да кланяется. Кстати, подарок! – Он вынул из кармана два пакетика пергаментной бумаги, протянул один Добродееву. – А это нашему Митричу. – Он отложил второй в сторону.
– Что это? – Добродеев с любопытством развернул пакетик и вытащил крошечный желтый вымпел с черными характерными иероглифами непали.
– Мантра. Заклинание. Как у нас говорят, привязка на удачу, здоровье и деньги.
– Спасибо, Христофорыч. Это вешается на шею или как?
– Можно на шею, можно прицепить в машине или дома на стенку. Действует везде одинаково. На здоровье.
– Неужели все полтора года там?
– Нет, там я был три месяца. Остальное время я был один. Восходил на хребты и спускался в долины. Потом Алтай. Костерок, речка, лес шумит. И ни телефона тебе, ни Интернета, ни ящика – так же, как тысячу лет назад. Пять тысяч. Сто… Понимаешь? И зверье непуганое вокруг.
– Ты, Христофорыч, последний романтик, – вздохнул Добродеев.
– Таких, как я, много, Леша. Просто народ не ходит по тем дорожкам. Кафешки, горячая вода, сериалы, крыша над головой, дружбаны – как отказаться? А там одиночество, но ты его не ощущаешь, некогда, потому что нужно рыбу поймать или дичь отстрелить, насобирать ветки для костра, сварить уху, поискать ягод, приготовить постель, посидеть вечером у огня, заварить чай на листьях и ягодах – вот день и прошел. Сидишь, смотришь в огонь и думаешь, думаешь… Думается там замечательно. И спится замечательно. Звезды над головой, иногда филин ухнет, эхо прокатится по верхушкам. И депрессий там не бывает. А рассветы какие! Ты, Леша, хоть раз просыпался на рассвете в лесу?
– Знаешь, Христофорыч, меня эта романтика как-то никогда особенно не привлекала, да и змей боюсь.
– Много потерял. Представь себе: ни ветерка, все застыло между ночью и ранью, только вода по камням журчит. Умываешься, аж зубы леденеют. Ухнешь в речку, вынырнешь и – на ту сторону! Потом обратно. Выскакиваешь – зуб на зуб не попадает, но свеж, бодр и оптимистичен. Разотрешься до красноты и кофейку горячего, и кусок мяса зубами рвешь. Не смог от кофе отказаться – увы, слаб человек, Леша. Ну да красивые слабости украшают жизнь.
– Давай вместе, – Добродеев сглотнул. – Переживем зиму – и на волю. Возьмешь?
Монах кивнул.
– А то жизнь проходит, погрязли в мелочовке, копаемся в дерьме… Напиши, Христофорыч, я напечатаю. Путевые заметки.
– Я подумаю. Ты, говорят, книгу пишешь?
– Пишу. Тебе там не икалось? Ты у меня главный герой.
– Дашь почитать. Кстати, у меня к тебе вопрос, Леша. Помню, у тебя были связи… Около двух недель назад, а точнее, двенадцатого октября, была убита женщина, в прошлом судья. Ты что-нибудь знаешь? Убийство действительно имело место?
– Знаю, Христофорыч. Имело. Ее звали Нина Владимировна Сидакова, судья в прошлом, давно на пенсии. Жила себе спокойно, никому не мешала, обеспеченная вдова, по слухам, очень активная женщина – и бегала, и в проруби купалась, и на курорты летала по два раза в год.
– Понятно. Что-нибудь уже известно?
– Христофорыч, откуда такой интерес? – удивился журналист. – Не успел вернуться, как… В чем дело?
– Расскажу, Леша. Помнишь мой сайт?
– «Бюро случайных находок»? Трудно забыть. Незабываемый сайт. И что?
– А то, что не успел я вернуться, полез в почту, а там предложение встретиться от женщины по имени Лика. Как будто она только того и ждала, чтобы я вернулся.
– И что?
– А то. Мы с ней встретились, и она мне выложила про убийство. Убитая женщина – ее тетка, оказывается. За три недели до убийства погибла другая женщина из семьи, жена отца Лики – Нора. Разбилась на машине. Лика совсем девчонка, причем без царя в голове, и я засомневался… – Монах замялся. – Я допускал, что она сочиняет. Попросту врет.
– Зачем?
– Зачем-то. Играет роль.
– Хороши игрушки! А что за семья? Я тут многих знаю.
– Отец семейства Роман Владимирович Левицкий, очень немолодой…
– Левицкий? – воскликнул журналист. – Знаю, конечно. Это наша городская знаменитость. Был у нас в театре главным режиссером, потом уехал за границу на несколько лет, потом вернулся… Давненько я о нем не слышал. Как он?
– Пишет мемуары, почти не выходит из дома по причине почтенного возраста и хворей. Жертва – его старшая сестра, с которой он много лет не поддерживал отношений. У него трое детей – Лика, младшая, будущая актриса, та, что написала мне – без царя в голове. Старшая – Лариса, которая не поддерживает отношений с отцом, и брат, журналист-неудачник.
– Ленька Левицкий! Да какой он журналист, недоразумение сплошное. Убитая его тетка?
– Да. А женщина, что разбилась, – жена Левицкого, то есть их мачеха. Намного моложе старого Левицкого. Все друг друга терпеть не могут, никто ни с кем не общается, а тут еще эти смерти. Леонид постоянно на мели, ожидает наследства, тянет из отца на жизнь. Старшая, Лариса, – адвокат, характер нордический. Младшая… та самая – отдельный разговор, очень странная особа, доложу я тебе. Семнадцати лет от роду, но врет, что двадцать, и все время играет роль. Кроме того, на голубом глазу вытаскивает из шкафа все семейные скелеты и приводит всякие порочащие подробности…
– А чего она хочет?
– Она считает, что должно произойти еще одно убийство, и просит вмешаться.
– Откуда она знает?
– Знаешь, что такое дедукция?
– Ну… выводы от общего к частному. Все люди смертны, Сократ – человек, значит, смертен… как-то так.
– Вот так примерно Лика и рассуждает. Убивают членов семьи, они все члены семьи, значит, их тоже… это самое.
– Глупости! Смерть мачехи, скорее всего, случайность.