3
Расставание есть расставание – пусть малость, но всегда чувствительно. Москва, которая слезам не верит, сама, однако, поплакать любит. Московские слезы долгие, пресные и прохладные. Крыши машин покрывают они пупырышками, очки человеческие заметают моросью. Впрочем, Москва справляется со своими чувствами. Щетки омахивают лобовые стекла; слезы сглатывает ливневка. Как-нибудь, худо-бедно, Москва проживет без Марины Викторовны. Ну и она проживет две недели без этого без всего. Не верит Марина Викторовна слезам Москвы. На Ленинградке по ком-то рыдают сирены «скорых», но это Марины Викторовны не касается.
Такси доставляет ее к терминалу «Д». Здесь кончается зона собственной ее ответственности, и она поручает себя как бы высшим силам. В терминале Марину Викторовну словно принимают на руки административные ангелы: строгие ангелы безопасности, приветливые – информации, проницательные – контроля. Здесь не надо осмысливать свои действия – просто читай объявления и иди по стрелкам. У женщины Марины Викторовны это хорошо получается.
У ее чемодана бывалый вид, это доказывает, что его хозяйка – опытная пассажирка. Марина Викторовна давно могла бы приобрести чемодан получше – более новый и более статусный, но не хочет. Многое она с удовольствием поменяла бы в своей жизни, но только не чемодан. Пусть вихляются его колесики и заедают молнии, к чемодану она относится, как к проверенному товарищу. Пятый год он единственный, кто сопутствует Марине Викторовне в одиноких ее путешествиях. Но сейчас они расстаются, а встретятся только в Африке.
В наше время российские граждане отдыхают в разных местах сообразно своему достатку и степени своего снобизма. Но относительно статусные курорты находятся далеко, курящему человеку не долететь до них. К тому же туда не поедешь с таким чемоданом, как у Марины Викторовны. Люди простые, курящие, весной и осенью отправляются все в Египет. Отношение к этой стране у Марины Викторовны такое же, как к чемодану. Тамошняя инфраструктура, конечно, порядком обшарпана и постоянно где-нибудь заедает, но солнце и море Марину Викторовну ни разу не подвели.
Чемоданная ручка повязана яркой ленточкой, будто шея любимой собачки, но это сделано не для красоты, а для будущего опознания.
4
Аэродром похож на ладонь, с которой взлетают, как птички, и куда садятся доверчиво аэробусы. Гул их моторов почти не слышен в здании аэропорта; только видно через стекло, как одни приземляются осторожно, а другие вспархивают, подбирая лапки.
По эту, аэродромную, сторону терминала происходит движение, непонятное непосвященному. Смешные приплюснутые толкатели самолетов и другая ярко окрашенная спецтехника ездит туда-сюда, но не как попало, а в соответствии с линиями разметки. Ярко окрашенные спецчеловечки управляют сложными механизмами. Аэропорт, он весь функционирует, словно отлаженный механизм. Если б еще пассажиры были все как Марина Викторовна, то есть ходили бы строго по стрелкам и слушали объявления, здесь вообще не случалось бы никаких недоразумений. Но среди пассажиров всегда найдутся такие, что встрянут соринками в точные шестеренки. Парочка идиоток запокупается в дьюти-фри или чей-то ребенок вздумает опорожняться в то время, когда объявлена уже посадка. Марина Викторовна тоже женщина и тоже мать, но ей претит такая неорганизованность. Перед отлетом земные дела должны быть завершены заранее.
Лобастый авиалайнер напоминает какое-то океанское существо. Он и есть обитатель воздушного океана, вынырнувший сверху вниз. Сейчас у Марины Викторовны есть возможность увидеть его в лицо. Обычно она рассматривает придирчиво, свежий ли самолет и нет ли на нем заплаток и потеков ржавчины. Вообще-то она в авиации ничего не смыслит, но просто немного нервничает перед полетом. Скоро Марина Викторовна погрузится в самолетную обнимающую утробу, словно вернется в хранимое предсознанием эмбриональное состояние.
5
Есть у Марины Викторовны легкая клаустрофобия, но в общем-то ей всё равно, у окна сидеть или нет. Если бы она летела с мужем, он бы, конечно, таращился в иллюминатор. Ему, как мужчине, свойственна бесцельная любознательность. Но муж далеко отсюда и продолжает стремительно удаляться. Под крылом самолета съеживается Москва, заволакивается дымкой. Марина Викторовна медитирует с леденцом во рту. В течение полетного времени ей предстоит перейти в иное качество: насколько возможно, освободиться от бремени возраста, стать из Марины Викторовны Мариной просто – без отчества и без забот.
В спинках кресел для пассажиров встроены персональные медиацентры. Те, кто хочет отвлечься и релаксировать, могут смотреть киношку или слушать музыку; для тех же, кому нужна иллюзия, что они контролируют ситуацию, выкладывается в реальном времени маршрут полета. На экране показано, как самолет на своем пути огибает неспокойные регионы планеты. Где-то внизу, на дне, копошится и ссорится само с собой нелетающее человечество, но с высоты десяти километров эта активность уже практически незаметна. Преобладающая картина мира, видимая в иллюминатор, выглядит как ослепительная комбинация голубого с белым. Созерцание горних величественных пейзажей помогает преображению Марины Викторовны.
А обед на борту помогает скоротать полетное время: за едою Марина минует Черное море и Турцию. Питание в самолетах бывает разное, в зависимости от экономического положения авиационной компании. Но оно непременно в себя включает плавленый сыр «Дружба». Это традиция наших авиалиний, как для швейцарских горячие булочки, а для турецких орешки. Сыр этот кушать необязательно, но если вздумаешь, то узнаешь, какой он прыгучий и крепкий.
После обеда Марина слегка откидывает спинку кресла. Медиацентр информирует, что она пролетает над Средиземным морем. Конечно, оно показано без подробностей, но Марине и так известно, что оно из себя представляет: его повидавшие виды воды сейчас бороздят круизные лайнеры, набитые гедонистами, а также резиновые посудины с изголодавшимися беженцами. Средиземное море Марину в общем-то не привлекает, хотя оно и обставлено разными античными древностями.
Опали, как взбитые сливки, истаяли облака Европы. Небо над Африкой голое, а земля ее бурая и бесплодная, не похожая даже на песочный торт. Только Нил извивается, как змея с разможженною головой. Неужели это всё та же наша планета, обитель жизни? При виде спаленных солнцем колючих угрюмых гор хочется минералки.
И однако, марсианские эти горы служат преддверием земного рая. Скоро авиалайнер начнет снижение. Пора пристегнуться Марине и в рот положить леденец. Евреи блуждали сорок лет в пустыне, а ей предстоят всего-то пятнадцать минут относительного дискомфорта. Зато когда самолет приземлится – будем надеяться, благополучно, – Марина выйдет из чрева его, как бы рожденная заново.
6
Аэродром Хургады военно-гражданского назначения. На полях его притаились, словно тарантулы в норах, истребители в капонирах. К счастью, они туристами не питаются и, кажется, даже наоборот, обеспечивают безопасность. Тем не менее такая близость чужой боевой авиации настораживает и слегка тревожит.
Самолет приземлился и отрулился; турбины его умолкли, устало распластались крылья. К нему подкатывает приставная лестница, а за ней автобусы. Покуда вокруг самолета длятся хлопоты, внутри него происходит мобилизация. Но вот наконец отворяются его люки. Самолет, как большое живородящее существо, прямо в Африку выпускает несколько сот возбужденных засидевшихся россиян. Наши люди, попавши в непривычную для себя реальность, инстинктивно делаются решительными и хищными, как свежевылупившиеся крокодильчики.