Добрые люди | Страница: 135

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Где-то совсем близко раздаются шаги: ветки и кусты чуть слышно потрескивают. Кто-то поднимается по склону, он уже совсем рядом. Если у преследователей, особенно у адмирала, заряженные пистолеты, быстро соображает Рапосо, на таком расстоянии ситуация может принять серьезный оборот. Когда стреляют в упор, никогда не знаешь, как повернется дело. Так что лучше переждать, отсидевшись в укрытии, пока они не приблизятся настолько, чтобы можно было достать их саблей, его старым кавалерийским орудием с бронзовой гардой и кривым лезвием, широким и острым: одного хорошего удара хватает, чтобы всякого романтика отправить на тот свет.

Шум раздается ближе. Быстрые шаги, прерывистое от поспешной ходьбы дыхание, слышное даже Рапосо. Первый преследователь уже здесь, и Рапосо чувствует некоторое облегчение. Интуиция подсказывает: без сомнения, это и есть тот самый пожилой господин – худой, долговязый академик. Рапосо приседает, так что влажные листья папоротника щекочут ему лицо, делает пару глубоких вдохов и задерживает дыхание, сосредоточенно прислушиваясь к звукам, чтобы с точностью угадать место, где может находиться противник. Как бы стар ни был долговязый, если он вооружен, неудачная атака издалека может закончиться для Рапосо выстрелом в грудь. Когда речь заходит о пистолете – а этот тип, безусловно, владеет им будь здоров, – выиграть можно только благодаря близости и умению застать противника врасплох. Коротко говоря, сейчас самое время.

Рапосо встает на изготовку, подняв саблю, – приближающийся человек едва различим: темный силуэт среди кустов, утомленный подъемом и задыхающийся, – и наносит удар. Но нижние ветки дерева отклоняют оружие чуть в сторону и сабля ударяет противника плашмя в плечо. Чертыхаясь сквозь зубы, Рапосо успевает заметить удивление на лице академика – так и есть, это тот тип, высокий и худой, мгновенно соображает он, – встревоженного тем, что удар обрушился ему на плечо так внезапно, решимость в светлых упрямых глазах и почти одновременно с ней – грохот и вспышка пистолета, который он сжимает в руке, а также и сокрушительный удар в правый бок Рапосо, вырвавший из его уст болезненный стон и отбросивший назад с такой силой, что пришлось ухватиться за древесный ствол.

– Сволочь, – бормочет Рапосо, нанося удары саблей уже вслепую.

Удар – или попытка отклонить его – отбрасывает противника вниз, в заросли кустов. И пока Рапосо отступает на пару шагов, вновь занося саблю и ощупывая свободной рукой рану в боку, он видит, как поверженный адмирал в мокрой и перепачканной глиной одежде спокойно поднимается с земли. Колючие ветки поцарапали ему лицо, седые волосы растрепаны, хвост на затылке едва держится. Черт бы тебя подрал, машинально думает Рапосо, пока тот надвигается на него с хладнокровием, неожиданным для человека его возраста, обнаженная сталь трости-клинка поблескивает в его руке. Проклятый упрямец, что он смотрит на Рапосо своими ледяными, как иней, глазами? Вот уж сукин сын, каких мало.

– Не подходите, – приказывает Рапосо.

Он уже ощупал рану на боку, придя к утешительному выводу, что это всего лишь царапина, даже ребра не задеты, и крови не так уж много. Два дюйма ниже, и пуля размозжила бы ему бедро. Эта мысль пробуждает в нем вспышку необузданного гнева, желание сокрушить противника, а лучше – убить.

– Если сделаете еще один шаг, я приколю вас к этому дереву.

В этот миг он всей душой желает, чтобы долговязый старик сделал этот шаг. Дать волю гневу, всласть изрубить противника саблей, выместив ярость и обиду, отомстить за рану в боку и всю эту нелепую ситуацию. Смерть вам, старики! Как нелепо все поворачивается, соображает Рапосо. Никто из них, включая его самого, не должен был попасть в эту переделку.

– Вон отсюда, – говорит он, вне себя от злобы.

Но адмирал стоит неподвижно, пристально глядя ему в глаза, непреклонный и непроницаемый. Он будто бы не слышит того, что ему говорит Рапосо. Со стороны может показаться, что он впал в транс или перенесся куда-то совершенно в иное место: в неведомое время, в неведомый мир. Рапосо поднимает саблю и показывает ее адмиралу. «Видишь, что у меня есть, – сообщает весь его вид. – Этот тесак, которым мясо можно рубить, против твоей жалкой трости. Такой иголкой только подштанники штопать. Паршивый самоубийца, дурак».

В зарослях папоротника зашуршало. Где-то на склоне вновь слышатся шаги. Рапосо поворачивается вполоборота и с некоторым удивлением замечает другого академика, маленького толстяка, который, завидев их, останавливается. Толстяк выбился из сил после крутого подъема, платье вымокло от пота, дыханье сбито. Он переводит взгляд с одного на другого, и в глазах его сквозит ужас. Заметив, что толстячок сжимает в руке пистолет, Рапосо чувствует беспокойство. Надо отобрать у него эту игрушку, пока он не прицелился и не использовал ее по назначению; однако Рапосо быстро успокаивается: курок пистолета опущен, и вообще, не исключено, что он разряжен. Кто знает, может, именно из него была выпущена та самая пуля, которая просвистела мимо.

– Брось эту штуку, – приказывает Рапосо толстяку. – Давай, бросай на землю. А не то прикончу вас обоих.

Библиотекарь с сомнением смотрит на пистолет, словно не знает, что ему делать дальше, внезапно подчиняется приказу и роняет его на землю. Рапосо делает саблей знак, чтобы библиотекарь отошел в сторону и приблизился к своему другу, и толстяк вновь подчиняется.

– Слушайте меня внимательно, – после секундного раздумья говорит Рапосо. – Вам тут делать нечего… Так что прямо сейчас разворачивайтесь и вон отсюда. Катитесь туда, откуда пришли. Расстанемся добрыми знакомыми, а не последними свиньями.

– Значит, вы нас не убьете? – спрашивает потрясенный библиотекарь.

– Нет, если будете вести себя хорошо.

– Да, но гвардейцы…

– Этим парням не повезло. Но такая уж у них была работа. А у меня есть конь, и я неплохо знаю эти места. Сейчас главное для меня – не терять времени.

Академик указывает на свертки с книгами, лежащие на земле возле коня и мула, в нескольких шагах от обрыва.

– А с этим что вы собираетесь делать?

– Так, промочу немного.

– Что?

– Брошу в воду, если вы не возражаете.

Библиотекарь изумленно таращится на Рапосо.

– В воду? Но зачем?

– Уж это мое дело… Скажем так: приспичило мне.

– Это вы ограбили нас в Париже?

Рапосо зловеще усмехается сквозь зубы.

– Может быть.

Повисает тишина. Долгая, напряженная. Все еще отказываясь верить собственным ушам, библиотекарь смотрит на дона Педро, который молча сжимает в руке клинок. Затем вновь обращается к Рапосо:

– Я ничего не понимаю.

– И не нужно.

– Да, но вы убили этих бедняг гвардейцев… И все это лишь затем, чтобы украсть книги?

– Возможно.

– И чтобы уничтожить их?

Время истекает, думает Рапосо. Он и так потерял его слишком много, а ведь ему еще предстоит расправиться с книгами, к тому же в любой момент может появиться отряд гвардейцев, отправившийся на поиски своих товарищей. Надо завязывать с этим делом, по-хорошему или по-плохому. И очень вероятно, что в конечном итоге придется действовать по-плохому.