Толпа покорилась без усилий с его стороны. Даже дама пару раз невольно расхохотался. Безучастной осталась одна Аманвах.
Представление кончилось, когда стало смеркаться. Рожер отвесил прощальный поклон, но не успел выпрямиться, как его первая жена резко повернулась и пошла в гостиницу. К нему немедленно приблизилась Сиквах.
– Дживах ка просит прощения за то, что не может тебя почтить, но святая дочь взволнована твоим блестящим выступлением и хочет о нем помолиться, – сообщила она, будто это было в порядке вещей.
«Возмущена, ты хочешь сказать, – подумал он. – Я во что-то вляпался и даже не знаю во что».
– Ушла в тайную комнату? – спросил Рожер.
Сиквах кивнула.
Рожер привык довольствоваться каморками, но Аманвах, когда оказывалась в гостинице, всегда требовала как минимум три комнаты: общую, для Рожера, и еще одну, лично для себя, чтобы укрыться в ней всякий раз, как понадобится. Аманвах соглашалась только на роскошные комнаты, битком набитые ее вещами. Каждую ночь хаффиты вносили туда тяжелые ковры, лампы и курильницы с фимиамом, шелковые простыни и столько грима и пудры, что и жонглер разинет рот. Нынче пришлось выселить самого владельца гостиницы с родней, дабы подобающе разместить дочь Ахмана Джардира.
По возвращении Рожер обнаружил, что дверь в покои Аманвах закрыта наглухо, а на страже стоит Энкидо. Даже знай он, чем досадил и что сказать, ему не удалось бы пройти мимо огромного евнуха.
Хозяйская дочь принесла еду – плотная женщина под пятьдесят с потупленным взором, она вздрагивала от каждого слова. Мужчин не было, потому Сиквах переоделась в узорные шелка и принялась обслуживать Рожера. Внимательно следила, как он ест, а сама довольствовалась крохами, которые быстро клала в рот по его настоянию.
– Не угодно ли принять ванну, муж мой? – спросила, когда он доел. – Ты, верно, утомился после потрясающего выступления.
Так было каждый вечер. В какую-то минуту Аманвах замолкала, приносила извинения и на долгие часы удалялась в тайную комнату. Сиквах оказывалась тут как тут и до возвращения дживах ка выполняла все прихоти Рожера, опутывая его лестью.
Обычно забота Сиквах и правда отвлекала, но Рожер впервые увидел Аманвах такой недовольной. Назревала ссора, и он хотел разобраться.
– Что она там делает, во имя Недр? – буркнул он.
– Общается с Эверамом, – объяснила Сиквах и взялась за посуду.
– То есть играет в кости.
Сиквах приняла негодующий вид:
– Алагай хора не игра, муж мой. Твоя дживах ка совещается с ними, чтобы проторить тебе путь.
Рожеру ответ не понравился, он поджал губы, но промолчал. Поймал себя на том, что отчаянно хочет вина, но вряд ли оно здесь найдется. Спиртное одним из первых попало под запрет дама. Он представил, как отнесся бы к этому мастер Аррик. Небось разрыдался бы или, чтобы не мучиться, полез в петлю.
Отворилась дверь тайной комнаты. Можно судить о многом по манере человека открывать дверь – это знает любой мало-мальски опытный жонглер. В жесте Аманвах не чувствовалось ни осторожности провинившейся, ни буйства во гневе. Спокойное, продуманное действие. Она оставалась в белом, и маска на месте.
«Вот Недра!» – подумал Рожер и надел личину жонглера, Аманвах уселась напротив и посмотрела спокойно, но пронзительно. Он шевельнулся, желая ощутить тяжесть медальона.
– Это и есть ремесло жонглера? – спросила Аманвах. – Танцевать на шаре и понарошку падать, чтобы потешить крестьянских детей?
Рожер сохранил невозмутимое выражение, хотя захотелось показать клыки. Обычные слова, он не раз слышал их от напыщенных королевских особ в Энджирсе, которые воротили носы от ему подобных, хотя сами же нанимали для своих праздников и балов. Но выслушать такое от жены оказалось больнее.
«Ночь, да что же я натворил?»
– Ты не постеснялась выступить перед шарумами и дама в Даре Эверама, – заметил Рожер.
– Это было при дворе Избавителя, я восхваляла Эверама перед досточтимыми гостями и верными шарумами! – прошипела Аманвах, Сиквах поспешно самоустранилась и занялась мелкими делами. – В тот день, о муж мой, ты снискал безграничный почет, но он не сравним с унижением, которому ты подверг себя, кривляясь перед хаффитами и чинами!
– «Хаффитами», – повторил Рожер. – «Чинами». Для меня это бессмысленные слова. Я видел на площади людей, и каждый из них достоин маленьких радостей жизни.
Аманвах держалась хорошо, но Рожер заметил биение жилы на лбу и понял, что уязвил ее. «Очко в мою пользу».
Аманвах встала:
– Я буду у себя. Сиквах, займись ванной для Рожера.
– Да, дживах ка, – поклонилась та.
Аманвах стремительно вышла.
– Наполнить тебе ванну, муж? – спросила Сиквах.
Рожер ошеломленно взглянул на нее:
– Конечно! И ядра мои отрежь, когда подсядешь ко мне!
Сиквах застыла в испуге, и Рожер мгновенно пожалел о сказанном.
– Я… не собираюсь…
– Забудь, – оборвал ее Рожер, встал и надел пестрый плащ. – Я ненадолго спущусь.
– Тебе чего-то хочется? – заволновалась Сиквах. – Поесть? Чаю? Я принесу что угодно.
Рожер помотал головой:
– Хочу прогуляться и побыть наедине с мыслями. – Он махнул рукой в сторону спальни. – Согрей мне постель.
Сиквах осталась недовольна, однако Рожер приказал ясно, а она знала, что на подобный тон лучше не возражать без основательной причины или кивка Аманвах, но ни того ни другого не было.
– Как пожелаешь, муж.
Он вышел и застал в коридоре Энкидо и Гареда. Евнух в золотых кандалах стоял навытяжку перед дверью Аманвах и не моргнул глазом при виде Рожера.
Гаред, наоборот, блаженствовал на стуле, качался на задних ножках и швырял карты в шляпу, которую положил в нескольких шагах. Оружие он поставил к стене в пределах досягаемости.
– О, Рожер! Я думал, ты уже лег. – Он подмигнул и захохотал, будто удачно сострил.
– Гар, тебе незачем караулить всю ночь, – нахмурился Рожер.
Гаред пожал плечами:
– Незачем, но я обычно дожидаюсь, когда ты ляжешь, а уж потом ищу, где залечь самому – Он кивнул на Энкидо. – Не пойму, как он может стоять столбом всю ночь напролет. По-моему, он вообще не спит.
– Идем вниз, – позвал Рожер. – Хочу пошарить под стойкой, – может, найдется что-то покрепче чая, укрывшееся от дама.
Гаред крякнул и встал. Рожер с натренированной скоростью собрал карты и направился, тасуя их, к лестнице.
В пивном зале находился только хозяин, Дарел. Он подметал пол. Повторилась история с другими гостиницами на дороге вестников в Даре Эверама: постояльцев изгнали, чтобы караван Лиши заночевал со всеми удобствами. Ей самой, ее близким, Гареду, Уонде и Рожеру с женами выделили отдельные комнаты, как и даль’шарумам с их половинами. Женщины, дети и ха’шарумы спали в повозках, поставленных снаружи в круг.