— Да пока ленинградец ее пристраивает, мы десять раз сесть успеем.
— Типун тебе на язык! Бо́тало!
— Между прочим, этот твой Барон, по ходу, нарочно нам пургу гнал.
— Какую пургу?
— Помнишь, он тогда, в машине, обмолвился, что Айвазовский, типа, на три тыщи тянет?
— Помню. И что?
— А мне мой человек с Арбата шепнул, что меньше чем за четыре и разговору быть не могёт. Вот я и меркую: тыщонку ленинградец зажилить задумал. Хочет на серости нашей подзаработать. Типа, дурика авторитетного включил.
— А больше тебе твой человек ничего не сказал?
— Нет.
— Тогда я скажу. Если ты, Гога, еще раз кому-то, как-то, когда-то за этого Айвазяна шепнешь, я тебе самолично кадык вырву! Осознал? Всю важность политического момента?!
— Я ж думал, чтоб как лучше. Для всех.
— Ты бы поменьше думал, Гога. И вот тогда оно, в самом деле, лучше будет. Для всех. Ну че набычился? Все, хорош порожняк гонять: давай дым в трубу, дрова в исходное. И метнись-ка ты лучше за поллитровочкой, пока гастроном не закрылся.
О Перми Барон наверняка знал три вещи. А именно:
— неоднократно слышанную в лагере поговорку «Пермяк — соленые уши»;
— через Пермь протекает река Кама;
— еще не так давно Пермь именовалась более привычным Молотовым [38] .
На этом его твердые познания о столице Среднего Урала, по сути, заканчивались.
В силу географического расположения города, мнилось Барону лицезреть по прибытии на место нечто навроде Галича, исключительно провинциальное. Только размером позначительнее да «лицом посмуглее», с эдакой азиатчинкой в фасадном прищуре. А потому, выгрузившись на станции Пермь-I, он оказался изрядно поражен и архитектурным изяществом вокзального здания старинной, конца девятнадцатого века постройки, и помпезно-столичным сталинским ампиром нового речного вокзала, и великолепным видом на Каму.
К слову, очень необычное, интересное решение: выходишь из поезда, переходишь дорогу и — пожалуйста, можешь пересаживаться на теплоход. В довоенном детстве Барон обожал водные прогулки с родителями и Олькой по Неве и Финскому заливу. Правда, таковые случались редко. Чаще же всего он просто ходил на набережную и, стоя у гранитного парапета, завистливо смотрел на людей, которые проплывали мимо, радостно размахивая руками или платочками. И в эти минуты маленькому Юрке казалось, что таким вот бесхитростным способом эти счастливые люди издеваются персонально над ним…
Напитавшись первыми впечатлениями, Барон заприметил на привокзальной площади киоск «Горсправки» и направился прямиком к нему. Отстояв очередь, он сунул голову в окошечко, уткнувшись взглядом в пышный бюст работницы сферы информационных услуг. Лица работницы было не разглядеть, так что определить возраст оказалось делом затруднительным.
— Доброе утро, девушка.
— Я вам не девушка.
— Ну извините. Обознался. Будьте любезны, уважаемая, мне нужен адрес Алексеевой Ольги Всеволодовны, 1936 года рождения.
— Ждите…
«Уважаемая» принялась рыться в своих картотечных ящичках, шустро шевеля пухлыми пальцами. Так, словно бы купюры пересчитывала.
— Нет. По таким данным у меня ничего нет.
— Как нет? А вы не ошиблись? Должна быть!
— Гражданин, у нас ошибок не бывает.
— А почему сразу гражданин? Не товарищ?
— Да какая разница?
— Не скажите, разница очень даже великая. Ну да, как сказал классик, «не знай сих страшных слов, Светлана» [39] .
— Я вам не Светлана — меня Тамарой зовут.
— Очень приятно. Тамарочка, а посмотрите тогда на имя Воейкова Ольга? Тоже 1936-й. Отчество, возможно, Петровна.
— Возможно. Что за народ пошел: найди то, не знаю что… Воейкова есть. Живет в Мотовилихе.
— Где-где?
— Это район у нас такой.
— Понятно. Будьте любезны, на бумажечке мне черканите. Кстати, далеко это от вокзала?
— Не близко. Вот, держите адрес. А как туда добраться, спросите у людей. На трамвайной остановке.
— А что, такси туда не ходят?
— Чего ж не ходить? Коли народ деньги платит.
— Мерси.
— Не мерси, а десять копеек с вас.
— Без проблем… Ах да, чуть не забыл, мне ведь еще один адресок потребен. Так что вот вам сразу двадцать. Гулять так гулять.
— Кого искать?
— Самарин Евгений Константинович. А вот год рождения запамятовал. Но за полтинник ему точно.
— «Полтинник». Вообще-то, по неполным данным мы справок не даем.
— Тамарочка! Уважаемая! Всецело на вас уповаю. Тем более что у вас — ошибок не бывает.
— Ладно уж, ждите.
— Жду. Жду ответа, как контролер билета.
— Гражданин, вы меня отвлекаете.
— Молчу-молчу.
— Повезло вам, всего один такой имеется.
— Так мне больше и не нужно.
— Самарин Евгений Константинович, 1904 года рождения. Этот, наоборот, совсем близко живет, в самом центре. Держите адрес.
— Благодарю. Тамара, вы потрясающе любезная и столь же эффектная женщина.
— Гражданин! Вы мне тут не хулиганьте!
— И в мыслях не было.
Барон подхватил чемоданчик и отправился на стоянку такси.
А вот здесь очередей не наблюдалось. Похоже, сей вид общественного транспорта большой популярностью среди пермяков не пользовался.
— Шеф, свободен?
— А куда ехать?
— Молоти… ха? Тьфу. Вот сюда, короче, — Барон сунул бумажку с адресом откровенно скучающему водителю таксомотора.
— Не-а, не поеду. Далеко, а у меня скоро пересменок.
— Плачу два счетчика.
— Ну разве в виде исключения, — оживился водила. — Загружайтесь.
В общем, по замашкам и аппетитам пермские таксисты ничуть не отличались от ленинградских или столичных. Что у тех, что у этих — губа титькой…
— Приезжий?
— Да, — коротко ответил Барон, изрядно утомленный за последние несколько суток подобным вопросом.