«Сейчас мне хочется скорее оказаться на берегу Перибонки, — сказала она себе. — Там я буду далеко от Валь-Жальбера и больше не увижу всех этих умерших людей. Во всяком случае, я на это надеюсь…»
Охваченная внезапным вдохновением, Киона принялась молиться Иисусу, что случалось с ней довольно часто. Не особо приветствуя католические богослужения, она, тем не менее, искренне преклонялась перед Христом.
— Что ты там делаешь, сложив ладони? — раздался чей-то тихий голос.
Это была Лоранс, наполовину скрытая под одеялом, с еще сонным взглядом.
— Тише, я молюсь! Прошу Иисуса о помощи. И Маниту тоже. Думаю, они мне оба нужны.
— Так нельзя, — вяло возразила Лоранс. — Мадлен тебе уже объясняла: нужно сделать выбор.
— Делай, как я, обращайся только к Великому духу наших предков монтанье! — воскликнула Мари-Нутта, резко сев на кровати. — А зачем тебе нужна помощь?
Радуясь возможности кому-то довериться, Киона сказала:
— Мне снились женщины в белых фартуках, те, что были на пикнике. Они пели «Судьба, роза в лесу», то есть ту же песню, что и месье Клутье. Одна девушка махнула мне рукой, чтобы я подошла поближе. Я не решалась, говоря себе, что мы живем в разных временах.
— В этом нет ничего страшного, — заметила Лоранс. — Эти женщины тебе приснились из-за твоего вчерашнего видения.
— Но есть и кое-что другое, — возразила Киона. — Я убежала, чтобы не участвовать в этом пикнике, и тут же оказалась перед бывшим магазином. Он выглядел потрясающе. Такой чистый! Витрины сияли. Увы! Оттуда вышла женщина. Мне стало нестерпимо жаль ее. Я поняла, что она скоро умрет и что ее зовут Селин Тибо.
— Ты думаешь, это была мать Пьера Тибо? — возбужденно спросила Мари-Нутта.
— Разумеется! Значит, я попала в тот год, когда разразилась эпидемия испанского гриппа. Эрмин часто нам об этом рассказывала. Тогда умерла монахиня, которую она так любила, сестра Мария Магдалина.
С этими словами, произнесенными удрученным тоном, Киона потерла глаза, словно пытаясь стереть образы, возникающие перед ней и днем, и ночью.
— Я хочу это прекратить, Лоранс. Плевать на твои рисунки, воспользуешься фотографиями Жозефа или Мартена Клутье. У него в сумке их полно. Понимаешь, эти люди являются мне живыми, я могла бы до них дотронуться, если бы захотела. Это мне уже не нравится.
Близняшки озабоченно переглянулись. Они не понимали, что так встревожило Киону.
— Вчера ты говорила обратное, — вспомнила Мари-Нутта. — Что ты будешь продолжать, даже если это рискованно.
— Возможно, но мне не нравятся эти сны. На самом деле это не совсем сны: я отправляюсь в прошлое, как только засыпаю.
В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату вошла Лора с непреклонным выражением лица.
— Девочки, быстро поднимайтесь! — сказала она. — Мы все идем к Маруа слушать радио. Ночью я не сомкнула глаз. Я представляла Эрмин тяжело раненой в этом проклятом поезде. Если до обеда не будет информации, я сама поеду туда. Или же перебью всю посуду Шарлотты.
Началась всеобщая суматоха. Три девочки вскочили с постелей и оделись в рекордно короткое время.
— С мамой ведь все в порядке, правда, Киона? — взмолилась Лоранс со слезами на глазах.
— Я вам уже говорила, что она не пострадала!
— Обойдемся без твоих предсказаний, — раздраженно отрезала Лора. — Мне нужна конкретная информация. Скорее, обувайтесь, причесывайтесь. Если вы будете плохо выглядеть, Андреа решит, что я плохо за вами слежу.
— А Луи? Где он? — спросила Мари-Нутта. — Он тоже пойдет с нами, бабушка?
— Нет, у этого негодника поднялась температура: результат вашей прогулки к водопаду. Было жарко, а он наверняка обливался ледяной водой, мочил в ней ноги. Вот и получил по заслугам.
Пять минут спустя Жослин вел свое семейство по улице Сен-Жорж. Лора держала его под руку: на нее внезапно навалилась слабость, от волнения подгибались ноги. Близняшки шли рядом с ними, а хмурая Киона замыкала шествие. Возле почтового отделения, пока еще работающего, она увидела стоящую к ней спиной белокурую девочку в сером фартуке, которая читала объявление. Ее старомодная одежда, юбка длиной до лодыжек и заштопанные чулки свидетельствовали о том, что это очередное видение. Ощутив странную тревогу, Киона прикрыла глаза и опустила голову. Луи был прав, этот поселок кишит призраками! — подумала она.
В ту же секунду она обернулась, охваченная настоящей паникой. В воздухе раздался назойливый вой фабричной сирены. Помимо своей воли Киона взглянула на гостью из другой эпохи. Ее сердце бешено заколотилось. «Мин, это Мин! Я ее узнала! Это ее голубые глаза, ее губы! О нет, Мин…»
Виски пронзила острая боль, ей показалось, что она ныряет в пропасть, черную как ночь. С глухим ударом девочка рухнула на дорогу.
— Бабушка, Киона упала! — воскликнула Мари-Нутта. — Наверное, она опять потеряла сознание!
— Что значит — опять? — закричала Лора. — Боже мой, Жосс, что с ней?
Побледневший Жослин Шарден бросился на колени рядом с Кионой и прижал ее к себе. Он никогда не чувствовал себя спокойно с тех пор, как приютил свою незаконнорожденную дочь.
— Доченька моя, малышка, очнись! — простонал он. — Лора, сделай что-нибудь! Сбегай к Маруа, попроси у них уксуса или какого-нибудь алкоголя, на худой конец, — ей надо растереть виски и лоб.
Лоранс и Мари-Нутта воздержались от комментариев. Они прекрасно понимали, с чем связано недомогание Кионы, и были уверены, что она придет в себя с минуты на минуту.
— Она заболела, как Луи, — заявил Жослин. — Лора, почему ты еще здесь? Я же попросил тебя сбегать к соседям!
— А зачем? Ей не впервой падать в обморок, Жосс, — ответила его строптивая супруга.
— Сбегай, я тебе говорю!
— Никуда я не побегу. Мадемуазель снова ломает комедию, я начинаю к этому привыкать.
— Комедию? — взревел ее муж. — Долго ты будешь отыгрываться на ней за то, что она дочь Талы, а не твоя?
— Жосс, не говори таких вещей при близняшках!
— Они прекрасно все знают, черт побери! У тебя нет сердца, Лора!
Жослин поднял безжизненное тело Кионы, что стоило ему больших усилий. Шатаясь, он направился к дому Маруа, который был еще довольно далеко.
— Мы поможем тебе, дедушка! — предложила Мари-Нутта.
— Да, лучше вы вдвоем возьмите ее, иначе у него случится приступ.
— Я сам справлюсь, — отрезал Жослин. — Оставьте меня.
По его морщинистым щекам текли слезы гнева и тревоги. Теперь он шел более твердым шагом, но у него была сильная одышка. Лора, уже пожалевшая о своей несдержанности, пыталась его остановить.
— Прости меня, Жосс. Позволь тебе помочь! Я сама не понимала, что говорю. Я тоже волнуюсь, уверяю тебя. Жосс, послушай…