– А, тому юнцу… – Ланиста заинтересованно вытянул шею. – И что? Что из того вышло?
– Как ты, верно, уже догадался, уважаемый, – драка.
– Ага! – Теренций потер ладони. – Теперь ясно, почему они схлестнулись.
– Лупар вообще у них заводила, хоть и не очень умен. Склонял Карнака к сожительству…
– Ну-ну-ну-ну?
– Но тот ведь живет с Бовисом, вот тот его и…
– С Бовисом? Ага, ага… а я-то думаю, с чего старый бык так полюбил казарму? Все туда и таскается, как будто других дел у него нет. Так-так! Чего еще расскажешь?
– А много чего, господин! Ты только слушай.
– Только имей в виду – я ведь все проверю, п-с-с! Каждое твое слово. Так что, ежели вдруг вздумаешь соврать…
– Что ты, уважаемый господин, что ты! Да здесь по ночам такое творится… впрочем, ты, верно, и сам все знаешь.
– Кое-что – да, – уклончиво отозвался ланиста. – А кое-что хочу от тебя услышать. Давай же, не молчи, п-с-с!
А Виталий и не склонен был молчать, наоборот – обличительная речь его лилась без остановки. Досталось всем: и гладиаторам, и страже…
– Тот носатый стражник так склонен к Бахусу, что, похоже, никогда и не бывает трезвым, а вино ему приносит тот старик, что обычно доставляет продукты… Что же касаемо привратника, то…
Ланиста слушал терпеливо и долго, а Беторикс говорил немало – по сути-то, здесь, в замкнутом жестоком мирке, не имелось никакой возможности сохранить хоть что-нибудь в тайне, ибо все было на виду, на многочисленных глазах прикормленных Теренцием «стукачей».
Но самое-то главное было вовсе не в этом – хозяин школы, может быть, и не до конца поверил новичку, однако из эргастула приказал освободить. Первое, что сделал Беторикс, оказавшись в казарме, это набил морду соседям – подстерег по очереди, да без всяких лишних слов хлестанул по сусалам… Так себя повел бы здесь любой, а Виталию не очень-то хотелось выделяться. Все отношения в казарме строились на унижении и страхе, значит, нужно было заставить себя бояться. Любыми путями, ибо, если будут бояться, то будут и уважать – все это здесь тесно взаимосвязано.
При этом никто не отменял изнурительных тренировок и боев, пусть последние случались не так уж и часто, но все же случались – местные богатеи устраивали небольшие мунусы для своих, так сказать – корпоративчики – на поминках, на свадьбах… И там уж приходилось сражаться не на жизнь, а на смерть, без всяких «договорных матчей», там Виталий вынужден был убивать… А куда денешься? Не ты – так тебя. К чести ланисты – а, вернее, из-за его расчетливости – на подобные «леваки» он никогда не отправлял тех, что хоть что-нибудь собой представляет, из кого можно выжать соки в будущем. Так, отбросы, и – иногда – кто-то из более опытных бойцов. А вот Галльский Вепрь – всегда! Что и понятно – новичка нужно было проверять.
И Беторикс достойно выдержал испытание кровью. Не своей – чужой. О гуманизме в этом мире можно было забыть.
Приглядевшись, Теренций даже временами переводил новоиспеченную «звезду» на тренерскую работу, заменяя дряхлевшего Бовиса, и тогда Беторикс показывал наиболее действенные удары, разбирал ошибки и даже давал актерские советы – для публики, ибо артистов в этой школе не имелось, ланиста никого не приглашал, экономил деньги.
Один мунус, второй, третий… Звон мечей, пьяные крики зрителей. И – кровь, кровь, кровь… Виталий огрубел уже, чувствуя, что дальше так не пойдет, нужно было срочно выбраться из этого замкнутого круга. Срочно. Но – как?
В первую очередь, пробиться в круг избранных, большой шаг к чему был уже сделан беседой с Теренцием, и даже – не одной беседой; хитры ланиста, живший тут же, при школе, частенько вызывал к себе новичка… как и многих других, да всех! Все к нему таскались, и все друг на друга наговаривали, а «добрый» владелец школы, наказывая провинившихся, частенько, как бы невзначай, проговаривался, по чьему это доносу мается данный конкретный бедолага у позорного столба. Отсюда росли ссоры, драки, всеобщая подозрительность и рознь. О, в этой школе у Спартака ничего бы не получилось! Любой заговор стал бы известен на самой ранней стадии созревания, такую уж систему выстроил мудрый Квинт Теренций Манус. А не менее мудрый Беторикс умело в нее встроился. А как же? С волками жить – по-волчьи выть, и иначе просто не выйдет. Не те времена! Слабого – унизь, падающего – толкни, и каждый миг жди подлого удара в спину. И будь сильным, обязательно будь сильным, ибо слабому – смерть.
Благородство хорошо для красивых дамских романов, а здесь вот так – грязь, кровь и смерть. Чистеньких не бывает, неизбежно запачкаешься. Одно утешение – если тот юный галл или мальчишка-фракиец и не погибнет сейчас от меча Беторикса… так неизбежно найдет смерть от чьего-нибудь другого клинка. Днем раньше, днем позже – исключений не было. А галлы стоили дешево, особенно – молодые, неопытные; ланиста покупал их целыми партиями, специально для услады обывателей, большинству из которых и вовсе не нужны были ни изящные удары, ни красивая – действительно красивая – схватка. А только – мясо! Живое человечье мясо! И кровь, кровь, кровь!
И эта кровь на мунусах – на больших аренах – сплачивала общество, делая – пусть на какой-то миг – едиными всех: и богатых, и бедных, и патрициев, и плебеев. Так сплачивает народ, скажем, победа национальной сборной или какой-нибудь всеобщий праздник с военным парадом и прочими демонстрациями государственной мощи. Сплачивает, да. Правда, очень и очень недолго – буквально на какой-то миг, но неумелым правителям и этого кажется много, для них и это – успех. Точнее – его видимость.
– Плесни-ка еще, Вепрь, – сладко потянулся Поркус. – Осталось вино в том кувшине?
– Да осталось, – Беторикс разлил остатки вина всем, кроме захрапевшего Каруссула и, дружески подмигнув, поднял кружку.
– Ну, за всех!
Выпив, скривился, зажевал маринованной оливкой:
– Да уж, не фалерн!
– Хо! – Капитон поставил кружку. – И часто ты пил фалернское?
– Да уж, бывали времена. В старой школе, там, в Нарбонне. Приглашали в богатые дома.
– Так ведь и нас приглашают, однако дорогим вином не поят, все норовят каким-то выжимками, как вот это.
– Э, Капитон! Скажи спасибо, что еще хоть такое есть – чай, зима.
– А в богатых домах есть и фалернское.
– Эх, мне б в такой дом попасть, – мечтательно прищурился Беторикс. – Да не для мунуса, как сейчас… а, скажем, охранником или для свиты… для почета в общем.
– Ну да, ну да, – прищурившись, покивал Поркус. – Имя у тебя уже есть. Хочешь, замолвлю словечко? Вот, просто так, ни за что. Просто будешь там слушаться меня во всем.
Ага! Молодой человек насторожился, тщательно скрывая радость. К подобному разговору, к предложению этому, он склонял Поросенка уже вторую неделю, с тех пор, как стал участвовать в подобных попойках – естественно, с дозволения ланисты, которому потом составлял подробный отчет… да и все остальные составляли. И все обо всем прекрасно знали… что – как это ни парадоксально – позволяло общаться довольно-таки свободно: ведь, когда доносы пишут сразу четверо, совсем невозможно соврать, приписать, чего не было, как это здесь обычно практиковалось. А, впрочем, Теренций был тертый калач.