После вчерашнего вечера Катя к Дьёну не лезла, и даже ничего не стала спрашивать, когда он попросил у нее сдать кровь для анализа. «А чего спрашивать? Понятно, что исследовать что-то будет. Наверное, сравнит со своими образцами и поймет, насколько мы близки. Ну, по составу». Сдавать кровь Катя не любила, но в Академии делать это приходилось регулярно. Там постоянно проверяли изменение показателей после различных воздействий и нагрузок. Так что интерес Дьёна к ее биологии был понятен. «Может, если они поймут, что мы такие же как они, то получится договориться? Правда, непонятно о чем…» Но Катя сделала себе в уме зарубку разобраться в ситуации. Землю она сейчас воспринимала отстраненно, но где – то в глубине души надеялась, что сможет стать посредником, этаким знатоком землян и ладьёрской культуры. Она в гости не набивалась, но… «Но раз уж так получилось» – думала Катя, – «я попробую принести пользу! А для этого нужно побольше узнать о ладьёрах, их культуре и мышлении…»
Многие высказывания и поступки Дьёна Кате казались странными. Ладьёр был подозрительно спокоен в отношении тех вещей, которые были для нее принципиальными, и наоборот остро реагировал на то, что ей казалось ерундой. Но при этом в его обществе ей с каждым проведенным вместе днем становилось все комфортнее. Он не приказывал, не настаивал, не давил на нее. Наверное, при других обстоятельствах этакое безразличие Катю бы даже возмутило, но сейчас ей было хорошо. У нее было время, чтобы думать, причем теперь было о чем. Космический корабль полный чудес уносил ее все дальше от родной планеты, и пока Катя ни о чем не жалела…
* * *
Дьён с самого утра закрылся в лаборатории. Загрузил в анализатор взятые у Кати образцы и сел разбирать и каталогизировать материалы, доставленные с Земли. Помогло отвлечься от мыслей о землянке. Она сегодня была нелюбопытна. Кровь сдала молча, и ничего не спросила про распорядок дня.
– Я оставлю тебе планшет. Он адаптирован к твоему языку. Там есть кое – какие данные о ладьёрах, которые мы готовили для контакта. Если хочешь, посмотри.
– А писать я могу? Ну, записывать?
– Что записывать? – удивился Дьён.
Катя неуверенно пожала плечами:
– Например, отчет…
– Именно отчет?! – уточнил ладьёр. «Ну – ну, пусть пишет». – Да, можешь. Там есть изменяемые файлы и клавиатура с твоим алфавитом.
– Спасибо.
Даже сейчас вспоминая об этом, Дьён улыбался. Его очень интересовало, что землянка там насочиняет. «И насколько это можно будет потом использовать. Взгляд с другой стороны?!» Для Дьёна это был новый опыт. При любых контактах взаимодействие с представителями иных рас сводилось к диалогу, который предполагал формулу «вопрос – ответ». Естественно, информацию получали и другими способами. Наблюдали, фиксировали реакции, сравнивали, анализировали… А тут ему впервые представилась возможность заглянуть в чужие мысли. Дьён знал, что поступки не всегда соответствуют тому, что думает объект. Во Вселенной было много рас, которые могли улыбаться тебе в лицо, мечтая всадить в тебя нож. Но это издержки дипломатии, все это знали и принимали правила игры. Дьён во время учебы читал записи о ладьёрах, сделанные представителями других рас, но там все равно присутствовало либо желание произвести впечатление, либо откровенная пропаганда, либо настолько извращенные представления, что подходить к таким оценкам объективно с точки зрения ладьёрского мышления, даже после соответствующей подготовки, было сложно. Но это надо было изучать и знать. От контактников требовалось максимально расширять диапазон восприятия и не делать поспешных выводов. Но за всю историю контактов было редкостью, когда объект самостоятельно стремился излагать свои впечатления. Причем в данном случае, Дьён был в этом уверен, Катя будет писать действительно то, что думает… «По-моему, она не осознает последствий написания подобного отчета… Но, это и к лучшему».
* * *
«А что? Пусть у меня тоже будут исследования» – Катя с головой ушла в работу. – «Правы были те, кто говорил, что какое – нибудь занятие стабилизирует состояние». У нее не было серьезных навыков для анализа событий и причинно – следственных связей, не было достаточного опыта в формулировании сложных канцелярских фраз, но она просто решила написать все, что ее волнует. Для себя. «Пока! А потом, глядишь, и пригодиться… Впечатления со временем меркнут. И потом, столько всего за последнее время произошло. Надо все расписать, чтобы самой не запутаться. Кстати, на основании этого потом можно будет делать выводы…»
Начала Катя со своей одиссеи… Она чувствовала, что должна это сделать… И была благодарна ладьёру за то, что он предоставил ей возможность писать. Оказывается, ей это было нужно. Мысли текли легко и свободно, новые и новые строчки возникали на экране. Катя излагала хронику событий сухо и беспристрастно. Эмоции были похоронены у нее в душе, а писать о своем и чужом горе с надрывом казалось ненужным пафосом. «Я напишу как есть», – думала она, – «а если это кто-нибудь когда-нибудь будет читать, то свои выводы о произошедшем сделает сам». Она не писала про свои впечатления и не давала никаких оценок. Характеры, фигурирующих в ее повествовании людей, проявлялись в их поступках и диалогах, имеющих непосредственное отношение к спасательным работам и эвакуации, а не в том, кто и на кого как посмотрел. Катя интуитивно чувствовала, что все эмоциональные реакции, вольной или невольной свидетельницей которых она была, были субъективными и не отражали общего отношения людей к жизни. Поэтому она писала о том, что важно. Пусть только для нее, с ее максималистскими подростковыми взглядами и восхищением теми людьми, которые принимали решения в критических ситуациях. Она уже просмотрела файлы в планшете, которые ладьёры готовили для землян, и теперь полностью осознала, насколько все было страшно, и насколько хорошо сработали те, с кем ей повезло столкнуться. Лица мелькали в ее памяти. Она и не думала, что стольких людей помнит по именам, тогда ей все казалось мимолетными эпизодами, а сейчас она начинала понимать, что каждый такой эпизод оказал влияние на ее судьбу. Катя гордилась Колей, который отдал ей шлем, и сумел посадить катер так, что она не пострадала. С благодарностью вспоминала Леху и его друга, которые позаботились о ней в тот момент, когда она была полностью дезориентирована. Парня у братских могил, который парой слов дал ей силы жить дальше, организаторов эвакуации, которые знали обстановку, но понапрасну не будоражили людей, пока не было серьезной необходимости, заботились о них, давали им кров, пищу и вывозили из опасных районов. «Наверняка, нам уже и место присмотрели, куда селить и чем кормить». Ей было и больно по второму разу переживать и переосмысливать все, что с ней случилось, но в то же время и радостно от того, что она жива, и что в любой момент рядом с ней находился кто – то, на кого она могла положиться… «Вот как сейчас Дьён…» – закончив писать, неожиданно подумала она.
Спать она легла рано, даже ужинать не стала. Дьён из лаборатории так и не вышел, и Катя к нему не пошла. «Наверняка ему тоже есть, о чем подумать…»
* * *
Поздно вечером, Дьён подключился к Катиному планшету и начал изучать ее «отчет». А после прочтения первых двух страниц, был поражен. «Сколько же она пережила?!»