«Ничего страшного, если выступающий слегка волнуется, – сказал он. – Мне приятно знать, что я вижу нечто настоящее, творимое человеком, который любит свое дело. Это убеждает меня в подлинности того, что я вижу и слышу. Тогда я верю музыканту».
То же мы видим и в танцевальных выступлениях. Технического мастерства недостаточно, чтобы балетного танцора сделали премьером, главным танцором труппы. Танцор может набрать внушительный послужной список сольных ролей. Но премьер или прима-балерина выходят за пределы технического совершенства – они сливаются воедино с музыкой, партнером или партнершей, другими участниками постановки и аудиторией. Они не просто выступают, развлекая зрителей. И зрители это чувствуют, хотя, вероятно, и не смогут объяснить почему; если их спросят, они ошибочно припишут успех балерины совершенству ее техники. Премьер или прима-балерина – это человек, который убеждает всех, включая коллег по труппе и аудиторию.
Микко Ниссинен – художественный руководитель Бостонского балета. Он родился и вырос в Финляндии и танцевал во многих труппах, включая Балет Сан-Франциско, где он девять лет был премьером. Я сама когда-то занималась балетом, и потому мне особенно не терпелось узнать мнение Микко по поводу присутствия.
«Любой новый опыт будит у человека вопросы, сомнения, и это отвлекает от зоны максимальной сосредоточенности. Когда находишь точку истинного присутствия, пребывание в ней дает силу. Пребывание в ней в состоянии равновесия, потому что не пытаешься себя защитить. Просто пребываешь. Так что это в каком-то смысле истинное состояние человека». В качестве примера он рассказал про выступление Михаила Барышникова в одноактном балете, хореографию которого разработал специально для Барышникова легендарный Джером Роббинс. Микко видел Барышникова в этой роли годом раньше, когда он только начал ее танцевать. Технически его исполнение было совершенно. Но во второй раз оно стало чем-то значительно большим: «Я должен сказать, это было почти… преображением. Он танцевал хорошо, как и год назад, но на этот раз… благодаря его присутствию, благодаря энергии, которая циркулировала между… – Тут Микко застыл с открытым ртом, подыскивая нужные слова. Между Барышниковым и залом? Между Барышниковым и музыкой? – Он как будто соединял нас со… со всем сразу! Он строил мост на небеса! Это было невероятно. Боже мой, просто совершенное мастерство присутствия в настоящем моменте!»
Недавно я беседовала с одной актрисой, и меня поразило, что она интуитивно постигла понятие присутствия. Я говорю «интуитивно», но пусть это слово вас не обманывает: возможно, каждый отдельный шаг к присутствию был ей интуитивно понятен, но это не значит, что он был прост и легок. Эти шаги становятся легче благодаря опыту. И мы тоже можем научиться их выполнять.
К тому времени я изучала и обдумывала тему присутствия уже года два, и, когда говорила с этой актрисой, мне казалось, что передо мной сидит живое воплощение всех моих исследований. Ее лицо, проницательное и теплое, словно озарялось светом во время нашей беседы. Она подавалась в мою сторону, участливо смотрела на меня, глаза в глаза, кивала и улыбалась, разделяя мое воодушевление. Мы с ней одинаково понимали присутствие, но она постигла его суть так, как я постичь не могла.
Мы сидели у нее на кухне – домашние приходили и уходили, кто-то мыл посуду, кто-то доедал остатки вчерашнего обеда, собака лаяла у двери, просясь на улицу, соседи забегали по какому-то делу. Все это выглядело так обычно, что, если бы не тема нашего разговора, я забыла бы, что передо мной сидит одна из величайших актрис за всю историю Голливуда.
Я не единственная оценила по достоинству то, как Джулианна Мур овладела понятием присутствия. Месяца через два после нашего разговора ей вручили «Оскар» за главную роль в фильме «Все еще Элис» [63] – роль еще нестарой женщины, у которой диагностируют болезнь Альцгеймера.
В рецензии на фильм, напечатанной в журнале Тime, Ричард Корлисс писал про Мур: «Одна из величайших американских актрис превращает историю трагической потери памяти в историю героической борьбы… Элис нашла идеальное воплощение в Мур, которая почти всегда умудряется полностью вживаться в роль и в то же время сохранять бесстрашие» [64] . Дэвид Сигел, режиссер фильма «Развод в большом городе» (2012), сказал: «Она непоколебимо уверена, что актер должен присутствовать во время игры… но не забирает с собой это присутствие, когда уходит» [65] . Она входит без страха, играет без сомнений в себе и уходит без сожаления.
Мы с Джулианной в конце концов проговорили четыре часа подряд. Я приехала, чтобы говорить с ней о роли присутствия в ее профессиональной жизни, но сразу поняла, что в ее личной жизни присутствие играет не меньшую роль. Джулианна в легинсах, фланелевой рубашке и шерстяных носках – ослепительно прекрасная, как всегда, – мыла подсвечники: несколько десятков подсвечников, оставшихся от праздничного сборища, которое она устраивала накануне. Одновременно она шутливо пикировалась с дочерью и мужем о том, можно ли есть кексы до завтрака, – в конце концов, чем они так уж отличаются от блинов (кексы в результате победили), болтала с сыном, заканчивающим школу, о том, в какие университеты надо съездить на день открытых дверей, и хихикала вместе со мной, обмениваясь забавными историями о неловких моментах из родительского опыта.
Читая расшифровку записи нашей беседы, я пришла в ужас: полных два часа из четырех мы болтали о совершенно заурядных вещах, и при этом я говорила почти столько же, сколько Джулианна. Моя первая мысль была – как это мы настолько уклонились от темы? И как я умудрилась отнять у нее столько времени впустую? Но тут я поняла, что естественное течение беседы – еще одно проявление способности Джулианны присутствовать в настоящем моменте и вводить в него других людей.