Лес, по которому Антон шел теперь, был кавказский и на русский не был похож ничем, кроме того, что тоже был лесом. Русский был светлый и ровный. Кавказский был похож на полосу препятствий. В нем чередовались глубокие овраги с крутыми подъемами и склонами под сорок пять градусов, с которых, если упасть, можно скатиться прямо на кладбище. В темных, тенистых, очень влажных частях леса росли тисы и самшиты, которые носят гордое имя «реликты», потому что пережили динозавров и наверняка переживут всех остальных. В этих частях леса было холодно и неуютно и злобно кусались комары. Потом вдруг неожиданно, как будто желая удивить, темная часть леса кончалась, и откуда-то появлялся залитый солнцем склон, и становилось сразу жарко и светло, даже слишком, так что приходилось жмуриться на солнце. Здесь росли буки – прямые, высокие, со светло-серыми стволами – и невысокие хмурые дубы, и узловатые грабы, и – приветливей всех – каштаны и липы. Потом светлая полоса снова сменялась темным оврагом, в котором вместо весны была осень. Лес был незнакомым, чужим, но Антон его не боялся. Он даже присел возле одного из каштанов и долго сидел, прислонившись спиной к стволу, и смотрел вверх. Листья каштана подрагивали, как будто говорили о чем-то, но не с Антоном, а между собой. Антону стало даже немного обидно, что деревья его не берут в разговор. Потом он подумал, что все справедливо. Он никогда не говорил с деревьями – с чего деревья начнут разговаривать с ним?
Антон пошел дальше. Поднявшись выше, увидел, что на соседнем, северном, склоне горы тоже есть люди: там тоже была деревня, только совсем маленькая. Антон решил узнать, кто там живет. Упорно прошагав минут сорок, он приблизился настолько, что смог рассмотреть. Действительно, это была деревня. Дома были маленькие, с серыми шиферными крышами. Навесов возле дома не было, и столов тоже. Один из домиков как будто был сшит из кусков нескольких разных домов. Окна у него были разного размера и на разной высоте. Вокруг дома был не сад, а склад всякого ржавого хлама, заросший лианами. Антон подумал, что в этом доме живет, наверное, страшный человек. Осторожно подойдя ближе, вдруг увидел еще один дом. Он стоял совершенно отдельно, на самой окраине леса. Остов был из толстых ржавых труб, а сам дом был весь стеклянный. И стены, и крыша. Внутри дома росли деревья и горели десятки лампочек, как в оранжерее. Среди деревьев внутри дома была видна одна кровать, одно кресло и книжный шкаф с рядами толстых книг. Раньше Антон, вероятно, заключил бы, что стеклянный дом этот – жилище ботаника, при этом эксгибициониста и, наверное, еще чернокнижника. Но сейчас Антон всех этих слов не помнил – он их забыл. Он просто подумал, что в этих местах живут не армяне и не абхазы. Это точно.
Людей не было видно и слышно. Антон захотел вернуться обратно и повернул в задумчивости, из-за которой скоро натолкнулся на совершенно непроходимый участок, заросший лианами, очень колючими и прочными, знакомство с которыми сразу отбило у Антона желание быть первопроходцем этих мест. Он пытался обойти лианы, заблудился окончательно, даже испугался, что не выйдет теперь из леса. Но потом он нашел тропинку, по которой пришел, и вскоре уже брел по местам, которые узнавал, и успокоился, и снова шел в хорошем настроении.
Когда Антон вернулся в деревню, Ларис, оказывается, уже разволновалась. Она сказала ему, что плохо спала ночью, все время ей снилось, что уезжают в Австралию ее дети, и она просыпалась со стонами – оф, оф. Когда она задремала под утро, то вдруг увидела, что Антон как будто идет сквозь колючки, идет долго, всю жизнь идет, и заблудился, и никак не может выйти на светлое место, и уже понял, что заблудился, но не находит дорогу, бедный, потому что потерял память и не помнит, откуда пришел. Ларис верила снам, и вся деревня верила снам Ларис, потому что было много случаев, когда ее сны сбывались. Поэтому бабушка волновалась, что Антон заблудился в лесу.
Антон сказал Ларис, что и вправду заблудился, но потом вышел, нашел дорогу. Ларис сказала:
– Ну слава Богу, сынок, что ты заблудился, но вернулся домой. Значит, я не обманываю людей, когда говорю, что у меня сны не простые.
Потом Антон встретил Аэлиту. Она была ему рада. Девушка удивилась тому, что он гуляет по округе один, потом предложила:
– А хотите на шелкопрядов посмотреть?
– На кого? – удивился Антон.
Аэлита рассказала ему, что в деревне живет такой человек – Самвел. Он предприниматель. Сколько все его помнили, Самвел, или, как называла его Аэлита, Само, всегда что-то предпринимал. Все новое, что появляется в мире, в деревне впервые появляется у Самвела. У Само, как у всех армян, деловая жилка хорошо развита. Но держать на побережье гостиницу Само всегда казалось тупиковым путем – это и так все армяне делали. А Самвел стремился к чему-то новому, его интересовал завтрашний, а не вчерашний день. Само по характеру был пионером, новатором. Например, он первым и, впрочем, единственным в деревне стал использовать Интернет – поставил на крыше своего дома тарелку, которая, как сказала Аэлита, ловит сигнал. В сети Само нашел неисчерпаемый источник нового, которое он так любил. Оттуда же, из Интернета, он черпал и новые идеи, которые воплощал в жизнь. Сначала бизнесмен запускал проекты, несущие на себе отпечаток армянской традиции. Он купил на побережье землю – это было задолго до известия о больших переменах в Сочи, поэтому участок достался ему дешево. Там он построил гостиницу, куда первым делом провел Интернет, а потом уже и все остальное – канализацию и свет. В гостинице Само постарался все сделать передовым. Вместо устаревших кондёров поставил климат-контроль с интуитивным интерфейсом. Интуитивный интерфейс сел дорого. Вместо выключателей и рубильников установил систему «умный дом». В общем, влез в долги, но сделал все как в Европе. Сообщил о своем бизнесе друзьям и родственникам – деловые связи и свободное распространение информации по ним Само считал важными для бизнеса. У любого армянина очень много родственников, все армяне – родственники. У Самвела тоже было очень много родственников, они жили в Армении, Абхазии, России, Украине, Америке. Узнав о новой гостинице с Интернетом и климат-контролем, они устремились к Самвелу. Сначала приехали те, что жили в Армении, потом Россия и Украина прислали делегации, ну а дальше подтянулась уже и Америка. В итоге в гостинице Само в первый сезон жили только свои. Самвел, как сказала Аэлита, оказался добрый бизнесмен. Два этих качества предсказуемо вступили в конфликт. Брать деньги за проживание в гостинице с родни из Армении Само было стыдно, потому что они были бедные. «Русские» и «украинцы» были чуть побогаче, но Само раньше не видел их никогда, а начинать знакомство с родственниками с того, что просто обобрать их до нитки – номера у Само стоили дорого, ведь там было все как в Европе, – нет, так Само не мог, потому что был добрый. Ну а родственников из Америки, хоть и были они совсем не бедные, даже богатые, тоже пришлось поселять бесплатно – неудобно было: все остальные бесплатно живут, а они что, получается, не люди, не родственники? В итоге в первом сезоне Само не только не заработал денег, но и много потерял. Гостиницу вместе со всей передовой начинкой пришлось продать, чтобы отдать долги. Правда, родственники хорошо отдохнули и, уезжая, тоже позвали Само к себе, так что теперь он в любой момент мог поехать и бесплатно отдохнуть на обширной территории: от озера Севан до озера Онтарио.