– Время ужасных чудес пришло! [544] – осознаю я и прыгаю на землю.
Но тело мое, начавшее трансформироваться еще в полете, тяжелеет настолько, что приземление сотрясает грунт, отчего обрушается стена и слышится детский плач. Родина бьется в моей груди кровавым осколком сердца и пульсирует по закипающим венам. Широчайшие и трапециевидные мышцы спины увеличиваются, расползаются, пряча под себя затылочную кость, и, заполняя пространство вокруг позвоночника, покрываются титановыми пластинами. Скрежеща и постанывая от запредельного напряжения, прямые мышцы живота стягиваются стальными тросами, заворачивая корпус вниз. Плечи набухают, раздвигаются и от поступающего в них углерода чугунеют, группируясь вокруг шеи тяжелым стальным монолитом. Подбородок формируется в челюстегрудь. Сдавленные зубы хрустят, ощущая на языке привкус закаляющегося металла. Туловище наклоняется в сторону кружащего балериной кокона. Кулаки разжаты. Когти выпущены. Пульс: «Тик-так, тик-так, тик-так…»
Голова тяжелая, чугунная. Горло дрожит, сдерживая бычий рев. Пространство вокруг плывет, шатается, пытаясь выскользнуть из эпицентра сражения. Но выхода нет. Мы в западне. Я – танк TV-1! [545]
Тело продолжает набирать вес, ощетиниваясь новыми пластинами брони, и покрывается вольфрамовой пленкой [546] . Урановые батареи запускают цепную реакцию: нейтроны бомбардируют изотопы и заставляют их делиться. В результате начавшегося распада появляется нуклид плутония, и мощность батарей возрастает в разы.
Готовясь к прыжку, я пригибаюсь, опираясь рукой о землю, и, встав на одно колено, прощаюсь с отчизной. Вся сила моего тела медленно перетекает в четырехглавые мышцы бедер, подергивая их судорогой напряжения. Взгляд, в котором прячется ужас, устремлен вперед: «За деда! За жизнь! За внука!» Глаза фиксируют последние этапы разрушения: оконные рамы, вырванные с корнем свирепствующим ураганом, зияют бойницами осажденного варварами донжона. Бетонные подушки, на которых держались лавочки и столы, дымятся обугленными трупами на взбугрившейся от разрывов корней земле. Крыша больницы, забор, площадка для прогулок девочек, беседка, деревья и часть здания, исчезли в коконе смерча, который уже уперся в небо гигантской юлой и, подобно извергающемуся Тоба [547] , начал втягивать его, погружая в себя мир.
Вздыбившаяся спина выгнулась, сообщая импульс для прыжка телу. Оторвав от земли руку, я отталкиваюсь от планеты, и, качнувшись, она медленно сходит с орбиты, направляясь в открытое пространство бескрайнего космоса. Мимо проплывают Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун… Налетевший кокон поглощает меня, и последнее, что я вижу, – солнечный луч, прожигающий тьму вечности, не имеющей ни начала, ни продолжения, ни конца. Но содержащую в одном нераздельном акте отрицательной энтропии [548] всю полноту космогонического [549] бытия.
Схлопнувшись, кокон замирает, ожидая своей метаморфозы.
Тик-так… тик-так… тик-так…