– Можно прямо сегодня, ночью, – подумав, кивнул жрец. – Там, на усадьбе, псы… но и мои верные люди – тоже. Я вернусь раньше и буду ждать.
Мертвенно-серебристая луна скрылась за тучами, повалил снег, пушистый и мягкий, как только что испеченный хлеб. И столь же мягко ступали след в след воины друида Фримаска, идущие по подземному ходу от реки в усадьбу покойного Доброгаста. Ни одна собака не залаяла, не встрепенулся и часовой – все крепко спали и даже, может быть, видели сны. Часовому наверняка снилась девушка, а что уж видели псы – бог весть, главное, что не залаяли, когда из дальнего амбара выскользнули в ночную тьму крадущиеся фигуры воинов.
Жрец Влекумер – он уже был здесь, на усадьбе – самолично встречал гостей. Встречал не один – с верным своим человечком. Вот обернулся:
– Ну, как, Творимир? Собаки не взлают?
– Не взлают, мой господин, – тихонько засмеялся невидимый в темноте привратник. – Уж я свое дело знаю.
– А Истр?
– Тоже спит себе крепким сном. Все, кто надо – спят. Как ты и наказал, господине.
– Скоро ты и сам станешь господином, Творимир. Купишь себе рабов… или молодых красивых рабынь. Ладно, хватит болтать – веди к дому!
– К какому, мой господин?
– Нас – к Хильде, воинов – к Истру.
– Слушаюсь, господин.
Едва войдя в жилище, Влекумер зажег от жаровни свечу, озарившую трепетным светом бледное лицо лежащей на ложе девы. Длинные, цвета белого золота, волосы падали вниз льняной пряжей, трепетные ресницы закрывали глаза.
Фримаск склонился над девой, словно гриф над падалью, прищурился, раздувая ноздри, обернулся:
– Да, это она! Как похожа на свою мать. Такая же красивая, словно смерть.
– Так забирай же ее скорей, друже! Хватит медлить, скоро рассвет.
– Твоя правда, навий. Что ж, сани ждут.
Окружившие сани всадники понеслись по замерзшей реке наметом, и выглянувшая из-за туч луна освещала им путь. Скрипели по снегу полозья, хрипели лошади, где-то впереди, ныряя в спасительные кусты, обиженно тявкнула лиса.
– Удачной дорожки, – напутствовал Влекумер и, как только всадники скрылись в ночи, юркнул в черное зево подземного хода. Снова пошел снег… это хорошо, заметет все следы. И все же, нужно будет послать утром слуг… или управиться самому? К чему лишние люди?
– Ну, Творимир, выпускай, – выйдя из амбара, навий довольно откашлялся и зашагал к воротам. – Никто не проснулся?
– Нет, господин.
– Доброе, значит, у меня снадобье!
На излучине реки скачущие в ночи всадники разделились. Фримаск выбрал четверых из тех, кому можно было полностью доверять. Старшим назначил Гарпана, гепида, верного, словно пес. Воины покрепче привязали к седлу так и не проснувшегося Истра.
– Скачите на юг, – напутствовал верных слуг друид. – Там есть большое селение и греческие купцы. Продадите им парня, полученное за него серебро – ваше.
– Так мы можем его тратить, мой господин? – алчно блеснув глазами, переспросил один из воинов.
– Можете, – кивнул Фримаск. – Но предупреждаю – не вздумайте меня обмануть. Ни один волосок не должен упасть с головы пленника.
– А если его убьют те, кто купит?
– Сразу – не убьют, – друид причмокнул губами. – Ну, а потом… потом уже не наше дело.
– Не беспокойся, мой господин, – почтительно поклонился Гарпан. – Все сделаем, как ты скажешь.
– Потом возвращайтесь. Догоните нас в Данапрстаде.
Уже начинало светать, и рассвет окрашивал небо зарницами крови. Задул, забуранил ветер, поднялась метель, скрывая маленькое блеклое солнце. Впрочем, всадники Фримаска хорошо знали дорогу, к тому же – им помогали боги. Древние жестокие боги, которым не забывал приносить жертвы друид.
Посередине сложенной на старинный манер хижине – каменные столбики углов да обмазанные глиной стены – уютно горел очаг, над которым булькала в подвешенном котелке рыбная похлебка. Желтое невысокое пламя отбрасывало по стенам уродливые тени, вовсе не страшные, а как-то по-домашнему забавные, смешные.
Высокая женщина с убранными в пучок волосами, подойдя к котелку, помешала длинной деревянной ложкой, попробовала варево, улыбнулась:
– Скоро сварится. Вкусных ты рыб наловил, Амбрионикс.
– Не я один, тетушка Гаута, не я один.
Сидевший неподалеку от очага на низеньком ложе юноша лет шестнадцати явно сконфузился:
– И Тирак, и Амнозия, и все со мной ловили. Грех на Лигере-реке вкусную рыбину не поймать! Тем более, сейчас – денек-то какой выстоял! И не скажешь, что еще зима.
– У нас-то еще ничего, – положив ложку на приземистый, сколоченный из крепких буковых досок стол, женщина уселась рядом с подростком, кивнув на спящих в углу детей:
– Скоро будить. Путь поедят рыбки. Все ж таки хорошо, Амбрионикс, что ты наконец заглянул в гости! Как там наши? Дядюшка Ривал, Феликс?
– Я ж рассказывал уже, тетушка. Все по-прежнему – на барке, и я с ними. По Лигеру возим товар аж до Генабума и даже дальше, к самому морю, в землю намнетов и пиктонов.
– Намнеты, пиктоны… – покачала головой женщина. – Все они, как и мы, битуриги, давно уже забыли свои обычаи – живем и говорим почти как римляне. А вот муж мой и его род – аланы – еще живут по заветам своих предков.
– Которые почему-то велели им покинуть свою землю и поселиться на нашей! – с горечью воскликнул гость. – Илия в чем-то не прав, тетушка?
– Они вынуждены были уйти из-за гуннов, ты ж знаешь!
– И все же – род твоего мужа – пришельцы! Такие же, как германцы! Готы, франки, бургунды и все прочие, терзающие тело нашей несчастной страны.
– Помолчи, пожалуйста, Амбрионикс, – Гаута скривилась, вытирая мокрые руки о подол длинного полотняного платья. – Ты так громко кричишь – детей раньше времени разбудишь. Что же касается нашей земли. Может, римляне ее тоже терзали?
– Да! Именно так, тетушка.
– Экий ты спорщик! А ведь знаешь прекрасно – без римлян не было бы ни дорог, ни городов, ни… да ничего бы не было – только одни войны!
– Так и сейчас – войны. А если б славный Верцингеторикс когда-то победил Цезаря, то…
– То все равно воевали бы по сей день – вам, мужикам, только дай повоевать, никакого другого дела не надо. Вражьи черепа крушить – большого ума не надо!
– Ну, не скажи тетушка. Вот твой муж Арнак – тоже воин.
– Он кузнец!
– Кузнец. Но и воин.
– Пусть так. Когда нужно, он защищает свое селение, свой народ.