– Ку-ку, ку-ку, ку!
Никакая это не кукушка! Сигнал.
– Скорька! – подумав, князь позвал с собой возившегося у костра парня. – Бери оружие и пошли.
Воин даже спрашивать ничего не стал, тут же и изготовился, глянул вопросительно из-под челки.
Рад кивнул на возвратившегося от ручья галла: мол, не стоит, чтоб лишние люди знали…
– Пойдем-ка, брат, и мы к ручью. Вымоемся.
– Конечно, пойдем, князь.
– Амбрионикс, за костром посмотришь? Не в службу, а в дружбу.
– Посмотрю, – усаживаясь у огня, кивнул галл, почему-то выглядевший весьма озабоченным. Может быть, не получил очередного условного знака? Или получил, да не тот?
– Мы скоро.
Махнув рукой, князь скрылся в ольховнике, куда тотчас же последовал и Скорька. До ручья оба не дошли; скрывшись от глаз проводника, свернули, резко забирая вправо, туда, где снова послышался настойчивый зов кукушки.
– Княже! – Скорька наконец осмелился спросить: – Нас там что ждет?
– Не знаю, – пожал плечами Рад. – Дойдем, глянем. Но меч приготовь. Так, на всякий случай.
– Это гунн нам кукушкой кричит?
– Хм… – Радомир скривил губу.
Ничего-то от охотника в лесу не скроешь! Ишь ты, сразу все просек, так-то.
– Гунн, да. Верно, нашел что-то.
– Княже… во-он по той тропке сподручней.
– Сам вижу. Ага!
Миусс вынырнул им навстречу беззвучно, как настоящий индеец. Ни одна веточка в кусточках не шевельнулась, и растущие густым подлеском папоротники, как стояли, уныло склонившись в безветрии, так и продолжали стоять.
– Миусс, это ты звал?
– Их было трое, – виновато потупился гунн. – Они засаду устроили там, где хотел я. Напали… не уследил. Пришлось их… – парень красноречиво скривился.
– Что, всех? – изумился Рад и, моргнув, дотронулся рукой до окровавленной щеки Миусса. – Ты ранен?
– Так… ерунда. Они – из здешних мест, да. Все знают хорошо, спрятались, затаились… даже я не заметил – дурак. Искал, где б самому затаиться, а вот, вышло…
– Вышло, что на засаду нарвался, – скептически протянул Радомир. – Ладно, веди, показывай.
– Вон там, в орешнике.
В густых кустах лещины, действительно, можно было легко укрыться, как это и собирался сделать Миусс, ежели б не те, кто на него напал. Бедолаги. Лежат теперь под тенистыми кронами, мертвее мертвого, молодец Миусс, управился с тремя, да и с пятью бы смог, не силой – умением, проворством и ловкостью.
Один их мертвых был лет тридцати, судя по прохудившейся одежке и мозолистым рукам – из крестьян или прислуги. Второй – тоже из слуг, разве что одет чуть приличнее. Худой, жилистый, с непропорционально большой головой и цепкими, со скрюченными пальцами, руками.
– Значит, третий сбежал, говоришь, – покачал головой хевдинг. – Впрочем, не думаю, что они вот-вот нападут. Хотели бы – давно напали.
– Да и не так много у них людей, – презрительно бросил Скорька. – Вон, какие доходяги попались!
– Да, воины те еще, – нагибаясь к убитым, Рад скосил глаза. – Миусс, ты их обыскал уже?
– Ничего интересного. Нож, – гунн протянул кривой кинжал, – немного серебряных монет.
– В лесу, с серебром, ха! Лучше бы припасы взяли. Соль, огниво.
– Не смейся, Скорька, – князь досадливо сплюнул и повернул голову к гунну. – Ни соли, ни огнива, ни лесок?
– Даже луков и стрел нет.
– Значит, все это есть. Не у этих, у других. Похоже, они не одни сюда заявились.
– Есть еще и женщина… или мальчик, – негромко напомнил Миусс. – Они не за нами, за этой женщиной-мальчиком следили, да. И хотели схватить.
– Но нарвались на тебя и обломились! Ладно, брат, не переживай, – Рад хлопнул по худому плечу гунна. – Ты все правильно сделал.
– Однако сплоховал, – Миусс сконфуженно шмыгнул носом. – Сам охотник – добычей вдруг стал, да.
– Ну, кто тут добыча, еще как сказать, – хевдинг кивнул на трупы. – Пошли-ка отсюда, парни. Ночью усилим стражу, да и вообще – посматривайте.
– Они знают про нас, да, – согласился гунн. – Но не напали. Думаю, и не нападут.
– Почему? – Скорька Зайчьи Уши недоверчиво сверкнул глазами.
– Потому что боятся, Миусс прав, – князь неожиданно расхохотался. – Полагаю, нас просто больше, но вовсе не это главное. Мы – воины, они… сами видите. Просто грязные убийцы, к тому же – не очень-то умелые.
– Может, устроим засаду, княже! – оборачиваясь на ходу, азартно предложил лохматый словенский воин. – Враги обязательно явятся, чтобы забрать своих. Похоронить, справить тризну…
– Кому нужно хоронить слуг? – Радомир дернул плечом. – К тому же некогда нам по засадам рассиживать. Просто осторожнее теперь быть надо. Напасть вражины не нападут, это вряд ли, но вот напакостить, как-нибудь навредить – вполне могут.
– Да уж, с них станется, – снова оглянулся Скорька. – Знать бы еще, кто это такие?
– А черт их… Прав Миусс, одно ясно – местные. Может быть, даже оставшиеся в лесу жители тех брошенных деревень, что мы видели. Больно уж хорошо все тут знают, даже охотника-степняка провели, едва не убили…
– Не убили бы, нет!
– И еще, – князь мазнул быстрым взглядом по папоротникам и кустам, словно надеялся кого-то там увидеть. – Не столько мы им нужны, сколько та самая женщина… или мальчишка. Они ведь не на гунна засаду устроили, он туда угодил совсем случайно.
– Да, так, – Миусс виновато вздохнул. – Прости, вождь, не сумел хоть одного живым взять я. Дурак, дурачина, дурень…
– Ну, ладно, ладно, хватит уничижаться, – покладисто хмыкнул князь. – Незадачи у всех случаются, на то мы и люди, а не боги.
– Нашим о чужаках расскажем?
– Конечно! Пусть начеку будут.
Пока ходили, уже поспела уха, а явившиеся с самым началом темноты охотники притащили двух жирных рябчиков, которых запекли тут же, в углях, одного съели сразу, а второго оставили назавтра, подкрепиться на привале.
На западе, за вершинами черных деревьев, сияющим золотисто-оранжевым светом разливалась вечерняя зорька… вот она уж стала розовой, затем – алой, небо сделалось густо-синим, темным, а обрадованная луна засверкала начищенной до блеска медяхой, словно бы ухмылялась, радуясь наступившей наконец ночи, прохладе, желтым мигающим звездам.
Сторожу выставили накрепко – аж по три человека, и Радомир хорошо знал, что всем этим воинам он может полностью доверять – не на «Зарнице» в детском оздоровительном лагере и не на туристском слете – не заснут, не упьются, а будут бдительно нести службу, как обычно пишут в боевых листках – «с достоинством и честью».