– Ну и что? – Не поняла Ксения.
Ей известно далеко не все.
– У меня как раз завалялась индульгенция на угон, – я похлопал себя по животу, и Ксения сразу же нахмурилась. Для женщины с правильными чертами лица она соображала слишком быстро. – Наказания без преступления не бывает, верно? Восстановим справедливость.
– Мы вернулись не для этого, – быстро проговорила она. – И как ты собираешься ее завести?
Я расстегнул на рубашке две пуговицы и показал ей шрам.
– Он есть. Он существует независимо от моего выбора. Следовательно, выбор уже сделан. А ключи наверняка торчат в замке зажигания, иначе у меня не получилось бы.
Я был прав: Куцапов даже не потрудился заглушить мотор. Он не привык опасаться за свое имущество. Любопытно, кем он станет при мистере Ричардсоне? Кем-нибудь да станет, обязательно. Это его карма – быть в струе.
Не представляю, сколько на «ЗИЛ» пошло лака, но его низкий, сужающийся к носу капот казался облитым стеклом. Впереди капот плавно переходил в узкую монофару, между ней и землей оставалось расстояние не более ладони. Колеса «ЗИЛа» были спрятаны за чуть выгнутые крылья, отчего возникало впечатление, что это вовсе и не машина, а торпеда, решившая передохнуть на бережку.
Я не был большим знатоком автомобилей, однако о девятьсот семнадцатом кое-что слышал. То, что спортивная машина собирается не на конвейере, а вручную, в количестве двенадцати штук в год – это естественно. Обивка салона а также всякие навороты вроде компьютера и спутниковой связи подбираются индивидуально, и в этом тоже нет ничего необычного. Но сидение, изготовленное на заказ… Я помнил, как Кнут, брызгая слюной и тыча мне в лицо автомобильным каталогом, расписывал процесс снятия мерок. Для сидения самая важная часть тела – это задница. Задницы у нас с Куцаповым были разные.
Я кое-как устроился в чрезмерно глубокой впадине и нежно взялся за руль. В принципе, было удобно.
– Случай с угоном – один из тех немногих, что закончатся благополучно, – заверил я Ксению, примериваясь к педалям. – Отметина на пузе – вполне умеренная плата за такое большое удовольствие.
– Удовольствие? – С сомнением переспросила она.
Я нажал на газ как можно мягче, но этого было достаточно, чтобы «ЗИЛ» перепрыгнул через пешеходную дорожку и, в мгновение ока долетев до рынка, зарылся в пирамиде пустых коробок. Я включил заднюю скорость и, едва коснувшись педали, так же молниеносно вернул автомобиль на прежнее место. На газоне остались две черных борозды, а у торговцев фруктами появилась новая работа: смятые картонки веером разлетелись по траве. В большой и чистой витрине «Покушай» было видно, как Куцапов бросает наполненную рюмку и устремляется к выходу.
– Что такое удовольствие? – Спросил я сам у себя. – Да вот оно!
Я вывернул руль и снова дал газу. Когда автомобиль выскочил на асфальт, я просунул руку в открытое окно и, подняв ее вверх, сделал Куцапову «бай-бай».
Москву я знал неважно, а электронный навигатор попросту не смог включить, однако для первого вояжа результат был сносным: те несколько крюков, которые нам пришлось сделать, с лихвой окупились скоростью. Инспекторы на мои выкрутасы не обращали внимания, видно, машина Куцапова была заговоренной.
– Здесь останови, – попросила Ксения, когда мы выскочили на площадь Ермака.
– Я подвезу поближе.
– Ты не узнаешь, где я живу. Жила.
Своего адреса она, конечно, не сказала. Позволить человеку заглянуть в твое прошлое – это то же самое, что перед ним раздеться. Хотя на последнее я все еще не терял надежды.
Магнитофон у Куцапова стоял классный – квадросистема «Вега». Мой компьютер вместе с принтером наверняка не стоили столько, сколько одни его динамики. Я смело ткнул в первую попавшуюся кнопку, и каждый уголок кожаного салона возвестил:
– …аналитического отдела городского ОВИР о том, что за последние шесть месяцев количество обращений иностранных граждан за въездными документами на территорию Российской Федерации увеличилось по сравнению с аналогичным периодом прошлого года в четыре и семь десятых раза. Россия становится все более привлекательной как для гастарбайтеров с Запада, так и для беженцев из стран с неблагополучной экономикой.
Слов диктора я не слушал – я в них купался. Это была самая сладкая музыка на свете. Все еще впереди! В две тысячи третьем году иммиграционный бум достигнет пика, и властям придется вводить ограничения на въезд иностранцев.
Я закурил и с тоской подумал о стимулирующих сигаретах Ксении, а вместе с ними и о новостях, которые мы смотрели по телевизору в моем две тысячи шестом. В моем ли?
На меня напало уныние, необходимо было как-то отвлечься. У Куцапова наверняка валялась куча кассет, только где их найти? Открыв «бардачок», я запустил в него руку и извлек целую стопку пластиковых коробочек в разномастных обложках. В основном – сборники блатных песен. Я покопался еще и наткнулся на что-то тяжелое.
Куцапов держал в машине пистолет. Ствол был похож на тот, что приставляли к моему носу. Внезапно мне в голову пришла одна идея. Я выщелкнул из рукоятки обойму и сунул ее в карман, затем проверил рубец на животе. Ничего не изменилось. Глупо. Конечно, глупо!
Я вставил обойму обратно и хотел было вернуть оружие на место, но, повинуясь какому-то неосознанному порыву, спрятал пистолет в куртку.
Это было большой ошибкой. Через площадь, мимо памятника с почетным караулом скаутов, ко мне направлялся постовой. Не переставая крутить на пальце свисток, он вальяжно поправил портупею – и кобуру. Выбросить из кармана ствол я не решался, поскольку в огромном лобовом стекле наверняка был виден чуть ли не до пят.
Спина похолодела, а руки непроизвольно напряглись. За угон не посадят, уж в этом-то Федорыч понимает. Но пистолет…
– Старший сержант Алехин, добрый день.
Машинку Ксения унесла с собой.
– Здрасьте.
– Отличный автомобиль.
Что, если стволом уже пользовались?
– Н-да, спасибо.
– Здесь остановка запрещена. Лично мне все равно, но гибель эту площадь очень любит.
– Какая гибель?
А вдруг ствол «мокрый»?
– Инспекция.
– Вы имеете в виду ГАИ?
Нет, Куцапов, конечно, псих, но не настолько. «Мокрый» пистолет он бы в машине не оставил.
– Не ГАИ, а гибэдэдэ. Вы что, только проснулись?
Кто-то меня об этом уже спрашивал. Попробовать убежать, а пистолет по дороге выбросить.
– Я сейчас уеду.
– Простите за нескромный вопрос, почем такая роскошь?
– Знаете, не в курсе. Подарок… друга.
Взгляд милиционера ощупал меня с головы до ног, особо выделив оттопыренный карман куртки. Старший сержант постоял еще немного, крутя туда-сюда свисток, пока тот не попал ему по ногтю.