— Поужинать с вами, у вас? Ничего себе… Ну ладно… Хорошо…
Лангу казалось, что это не он, что все, что происходит сейчас на кладбище, — его очередной сон, фантазия, что такого просто не может быть! Он не понимал, как смог осмелиться говорить с этой девушкой таким тоном, словно он настоящий ловелас, бабник, мужик, коллекционер женщин, не знающий у них отказа! Слово за слово, и он превратился в главного героя его же собственной игры в соблазнителя. Вероятно, все это стало возможным в тот момент, когда он почувствовал ее слабину, когда понял, что нужен ей, что она приехала в Зульштат исключительно для того, чтобы разнюхать что-то о кладе (или тому подобном), а потому, пока не получит своего, не успокоится и не уедет. И это невозможно без его участия!
А может, просто наступил тот самый момент, тот пик его мужских желаний, когда с него сухой шелухой сползли все страхи и неуверенность в своих силах, уступив место древнему и мощному инстинкту, когда он понял, что именно эта молодая особа сделает его по-настоящему счастливым?
— Сегодня в восемь, — сказал он, расплываясь в улыбке, но чувствуя, однако, как начинают холодить спину и затылок привычные ему мелкие страхи. — Ты шампанское любишь?
— Ты настоящее животное, Жорж!
Худенькая черноволосая девушка еще некоторое время полежала на крышке рояля, глядя в отсыревший и покрытый черными пятнами плесени сводчатый потолок, затем опустила юбку и спрыгнула на пол.
Невысокого роста, полноватый мужчина средних лет невыразительной внешности стоял рядом с роялем и застегивал брюки. Он тяжело дышал, по его лицу с желтоватыми угрями катился пот.
— Все мы немного животные, — ответил он хрипловатым голосом. — Одевайся и уходи скорее, ко мне жена должна прийти…
— Интересно, и чего это Светке делать здесь, у тебя на работе? — гримасничая, поднимая с пола голубые трусики и надевая их, спросила девушка. Ее звали Лена, она жила по соседству с Жоржем и была дочерью подруги жены.
Небольшая комната за сценой служила гримерной самодеятельным артистам и была заставлена старинными гардеробами со сценическими костюмами, декорациями, пыльными музыкальными инструментами, потертыми туалетными столиками с потускневшими зеркалами, в углу стоял старый немецкий рояль. Директор городского клуба Зульштата Жорж Маковский помимо своей основной деятельности как организатора праздников, конкурсов художественной самодеятельности, культурно-массовых мероприятий и прочих развлечений жителей активно снабжал молодежь травкой, таблетками и другими сомнительными удовольствиями самого широкого спектра действия. Находясь в родственных отношениях с представителем правоохранительных органов, отвечающих в городе за борьбу с наркотиками, Жорж проворачивал свои делишки, честно делясь с нужными людьми, и жил себе спокойно, сыто, разве что не ел с золотых тарелок. А вскоре он пристрастился к довольно опасному удовольствию: принуждал девушек к интимной близости в качестве платы за таблетки или травку. Когда же ему и это наскучило, он после полового акта требовал еще и денег за дозу, получая наслаждение теперь уже от унижения женщины.
— А тебе-то что? Вот, держи и помалкивай, — Жорж достал из кармана и сунул во влажную теплую ладошку девушки две розовые таблетки.
— А чего так грубо-то? — девушка поморщилась. — Правильно говорят: после совокупления каждый зверь печален.
— Дура ты, Ленка. Беги домой, пока тебя никто не видел.
— Через черный ход?
— Зачем дурацкие вопросы задавать? Ты что, первый раз здесь, что ли? Конечно!
Лена, пригладив на голове кудряшки, засеменила к выходу, однако тотчас была задержана тихим окликом Жоржа:
— А деньги?
— Какие еще деньги? — у нее округлились глаза.
— За таблетки, дорогуша.
— Так я же того… как бы расплатилась… — лицо Лены пошло красными пятнами. — Ты чего, Жорж, совсем охренел?
— Деньги, говорю. Иначе больше ничего не получишь.
— Ты что, спятил? С Ольги Горюновой, значит, денег не берешь, а с меня — берешь? Ты уж определись, Жорж: натура или деньги. Где это видано, чтобы двойную плату брать?
— Ты поменьше болтай, просто заплати и иди себе. — Он наблюдал за ней, и волна какого-то странного приторного чувства власти над этой потаскушкой охватывала его, придавая ему сил.
— Да нет у меня денег!
— А чего тогда пришла? Думаешь, что твои услуги стоят так же, как две таблетки дури? Ты что, подруга, берега попутала?
— Сам ты попутал! Ничего я тебе не должна! Да ты посмотри на себя в зеркало! Урод уродом, глядя на тебя, блевать хочется!
Зарвавшаяся тварь, считавшая себя чуть ли не членом семьи из-за дружеских отношений своей матери со Светланой, женой Жоржа, а потому решившая, что ей все позволено и все сойдет с рук, через мгновение уже лежала, раскинув руки и ноги, на полу с залитым кровью лицом. Жорж потом долго не мог вспомнить, как же это произошло — тяжелая пыльная валторна, которую он метнул в нее, просто пригвоздила ее к полу, разбив голову.
Лена умерла мгновенно. Пол под ее затылком начал темнеть, черные кудри, гордость и краса девушки, напитывались кровью, на тусклом медном боку валторны появился красный блик…
Жорж испытал странное чувство, словно в этот самый миг, когда он осознал, что убил Лену, хрупкое стекло его сознания будто кто-то очень услужливый и добрый протер мягкой тряпочкой, отчего тотчас появилась ясность и яркость происходящего и, главное, наметилась определенная, точная цель. Да что там цель, смысл жизни. Огромная и страшная, холодящая душу проблема затмила все вокруг, и надо было действовать четко, умно и очень быстро, чтобы замести следы преступления, чтобы труп Лены исчез.
С одной стороны, Жорж испугался так, что у него заболел живот и первым порывом было броситься в туалет. С другой — его словно расколдовали и превратили в прежнего, нормального, без болезненных удовольствий, которые раздули его и превратили в липкий сладкий шар, Жору Маковского.
За окном был теплый августовский день, нежно-голубое небо сияло за высокими окнами старого католического храма, превращенного в клуб, солнце освещало пыльную гримерную с перепуганным насмерть директором и трупом девятнадцатилетней Лены Тимохиной.
Клуб оживал лишь вечером, когда начинали свою работу музыкальные кружки, когда на сцене начинались репетиции городского хора ветеранов или народного оркестра, когда в клуб валом валили скучающие пенсионеры, пытавшиеся пробудить в себе крепко уснувшие таланты, или молодняк, который под видом любопытствующих проникал в гримерную, чтобы купить у Жоржа дозу «удовольствия».
Сейчас же Жорж был в клубе один. Совершенно один…
Жорж пришел в себя, сосредоточился, подошел к старому резному гардеробу, открыл одну створку, отодвинул рукой театральное тряпье на плечиках и вошел внутрь, чихнул, вдохнув нафталинового духу. Нащупав в темноте ручку потайной двери, он открыл ее, и тотчас зажмурился от яркого солнечного света. Шагнув в это солнечное облако, он оглянулся.