На пике этих слухов валерьянкой отпаивали уже наборный цех. Следом стали переживать верстальщики, фальцовщики, уборщицы. То и дело в курилке слышались, чуть ли не апокалипсические прогнозы и робкие еще проклятия в адрес шефа. Но все втихую, и журналисты и технари, подыскивали новую работу, хотя разгуляться особо было негде. На всех хлебных местах в городе давно и прочно сидели другие репортеры и другие верстальщики.
Гром грянул, откуда не ждали. Первым, кого решили сократить в редакции, оказался самый высокооплачиваемый, известный на всю область криминальный репортер.
— Уж если его выгнали, нам совсем хана! — мрачно заметила корреспондент отдела экономических новостей, проводив взглядом Никиту, который промчался мимо. — Шмелева хотя бы читали. Считай, кранты рейтингу без его расследований. — И повернулась к коллегам из отдела культуры. — Ой, девки, чует мое сердце, выкинут нас на улицу, как котят! Или зарплату срежут! Как дальше жить? У меня два кредита…
Догонять Никиту и тем более открыто сочувствовать ему никто не отважился. Теперь, когда внезапно попавший в опалу репортер покинул здание, притихшие от страха коллеги расползлись по своим углам, размышляя о собственной незавидной судьбе. Что касается Никиты, который направился к своему «Фольксвагену», то его мысли были мрачнее некуда!
И что теперь? Куда деваться?
По большому счету ехать Никите никуда не хотелось. Можно, конечно, вернуться домой, завалиться на диван и немножко «пострадать», как иногда с ним случалось. В трудные минуты Никита старался уединиться, забиться в щель и пережить приступы отчаяния и тревоги, не вынося их на всеобщее обозрение. Но сегодня кроме разочарования в нем плескалась ярость, которая требовала выхода. Нужно было приглушить ее немедленно, иначе вырвется наружу, и тогда все пропало. Под раздачу мог попасть кто угодно, от сотрудника ДПС до официанта. Тут Никита вспомнил, что с утра не успел позавтракать, и припарковался у кафе. Хороший обед смог бы придавить каменную жабу, которая вольготно разлеглась у него на сердце. Но, выйдя из машины, Никита наткнулся взглядом на «Тойоту» со знакомыми номерами.
— Судьба! — хмыкнул он и быстро взбежал по ступенькам.
Оставив короткий пуховик в гардеробе, Никита пригладил вечно торчавшие вихры и вошел в зал. В кафе было малолюдно, но за дальним столиком сидела Юлия Быстрова, с отрешенным видом смотрела в окно и ковыряла ложечкой пирожное.
Никита глянул в том же направлении. Пейзаж за стеклом был не просто унылым, он был удручающим. Серое небо, серые деревья, серый снег на обочинах… И люди, которые спешили по своим делам, все, как один, с серыми усталыми лицами. И даже вороны — горластые, с взъерошенными перьями, почти не отличались от чумазых голубей, обсевших люки теплотрассы в надежде погреться. Лишь автомобили были разных цветов, но и те помутнели среди всеобщей серости…
Недолго думая, он подошел и без лишних церемоний уселся за стол.
— Привет!
Юля косо глянула и небрежно подтолкнула к нему папку с меню.
— С чего вдруг кисляк на лице? — спросила она.
Никита дернул плечом и, не глядя в меню, буркнул официантке:
— Солянку, блинчики с мясом, кофе.
— Какой соус к блинчикам? — осведомилась та.
— Сметана с зеленью, — ответил Никита и перевел хмурый взгляд на Юлю.
Быстрова заметно повеселела:
— В тебе таки пробиваются барские замашки. Вон как с девушкой суров! Знай, челядь, свое место! Барин приехал!
— Угу! — мрачно кивнул Никита. — Побарствую напоследок. Поздравь, сегодня Аскаров вручил мне первому письмо счастья — приказ о сокращении. Зарплату за два месяца еще заплатят, отпускные за проработанное время, а потом — на биржу.
Юля подскочила на стуле и ахнула так, что мужчины за соседним столиком обернулись в недоумении.
— Как это, сократили? — воскликнула она. — Тебя? Но это невозможно! У них же газета мигом сдохнет!
— Меня! — сокрушенно ответил Никита. — Вот такая у нас текучка! Ой, какая страшная у нас текучка! А газета и со мной сдохла бы, но чуть позже, конечно!
— Погоди! — медленно сказала Юля. — Не верю! Слишком все просто получается! Они ж не дураки, чтобы так безответственно и недальновидно оголять одно из стратегических направлений? Наверняка кому-то пообещали твое место! Позволь поинтересоваться кому?
— Аньке Лужиной, — нехотя ответил Никита и вздохнул, заметив, что Юля недоуменно подняла бровь. — Она на светской хронике сидела. Теперь с тем же успехом перейдет на криминал. Ну и с шефом будет попутно блудить.
— Как незатасканно и глубоко символично! — фыркнула Юля. — Юная львица строит карьеру через постель. Представляю, как она выедет на труп и после живописует преступление. Умора! Миронов удавится! Я ведь даже ее светских репортажей не помню.
— Какие там репортажи? — скривился Шмелев. — Ходила по выставкам, мелким тусовкам, писала с гулькин нос… «К нам приехал этот, от нас уехал тот…» «В ДК прошла выставка картин самобытного художника…» «В Доме творчества состоялся концерт балалаечников…» Ты, к примеру, бываешь на концертах балалаечников?
Подошла официантка, расставила на столе тарелки с едой, пожелала приятного аппетита и удалилась. Юля снова принялась ковырять пирожное, видно, не решалась продолжить разговор, пока Никита не насытится. А тот машинально поглощал солянку, и глаза его мрачно поблескивали в надвигавшихся на город ранних сумерках.
— Да-а-а! — наконец протянула Юля. — Веселенькая картинка!
— Не то слово! Ты права, пропала газета. Теперь всю полосу отдадут под ментовские пресс-релизы, а ты ведь помнишь, как они пишутся. Вон вчера прислали: «Автомобили, которые моются у водозаборных колонок, не представляют, что их владельцы нарушают общественный порядок». Каков стиль? А слог каков? Оценила? Кстати, Аскаров поначалу вообще не хотел Аньку на работу брать. Но кто-то за нее подсуетился, надавил. Сидела на мизерном окладе, вела полосу для тинейджеров, затем переползла на культуру. И вдруг — бац! Мне — пинок под зад, а ей — мое место.
— Где же она Аскарову подмазала?
— Накануне Рождества собиралась важная туса у мэра, — нехотя сказал Никита. — Гуляли сливки общества. Сильно сомневаюсь, что Анька получила приглашение, но все же какими-то путями туда проникла. Жанка, ну ты помнишь ее, из пресс-службы мэра, мне потом шепнула, что пьяный в сиську Аскаров обжимал Аньку на лестнице. А ты его знаешь…
— Кто бы сомневался! — ухмыльнулась Юля. — Этот мачо трахает все, что шевелится. Лет пять назад и ко мне клинья подбивал.
— И что? — Никита поперхнулся солянкой. — Отдалась на пожарном ящике с песком?
— Еще чего? Получил по мордасам. Во-первых, я была уже на тот момент замужем. Во-вторых, я не строю карьеру через секс с мерзкими типами. А твой Аскаров, кстати, не просто мерзавец, а подлая, продажная тварь. Помнишь, как звонко распевал дифирамбы, когда тебе вручали премию «Свободная пресса»? Ведь и месяца не прошло!