Дом он тоже забросил. Стем первый это заметил. Если раньше все здесь было тип-топ – нигде ни торчащего гвоздя, ни щербинки в оконной замазке, – то сейчас тут и там попадались следы запустения. Как-то вечером Аманда пришла с дочерью и, увидев, что Стем возится с рамой сетчатой двери, без особого интереса осведомилась:
– Что-то сломалось?
Стем выпрямился и сказал:
– Раньше он бы такого не допустил.
– Чего не допустил?
– Да сетка едва не вывалилась! И кран в уборной течет, не заметила?
– Бог ты мой, – бросила Аманда и хотела пройти вслед за Элизой в дом, но Стем прибавил:
– Он как будто потерял ко всему интерес. – И Аманда замерла на месте. – Кажется, что ему на все наплевать, – пожаловался Стем. – Я говорю: «Пап, сетка на двери вываливается», а он: «Черт побери, у меня же не сто глаз, чтобы за всякой ерундой следить!»
Это нечто: Ред огрызнулся на Стема. Тот всегда ходил у него в любимчиках.
– Должно быть, ему уже трудно управляться с таким большим домом, – предположила Аманда.
– Это еще не все. Однажды мама оставила на плите чайник, а Нора зашла и видит: чайник свистит вовсю, а папа в столовой как ни в чем не бывало выписывает чеки.
– Не услышал чайник?
– Очевидно.
– У меня от него барабанные перепонки чуть не лопаются, – проговорила Аманда. – Небось папа от него и оглох.
– По-моему, им больше нельзя жить одним, – заявил Стем.
– Да? Вот как.
И Аманда с задумчивым видом прошла мимо брата в дом.
Следующим вечером состоялось семейное заседание. Стем, Джинни и Аманда заскочили словно бы на минутку, без супругов и детей. Стем выглядел подозрительно нарядно; Аманда, как всегда идеально причесанная и с накрашенными губами, была в элегантном сером брючном костюме, который носила на работу; только Джинни, по обыкновению, не позаботилась о внешности: футболка, мятые штаны защитного цвета, длинные черные волосы кое-как собраны в хвост. Эбби очень обрадовалась. Рассадила всех в гостиной, воскликнула:
– Ну разве не замечательно! Совсем как в старые добрые времена! Не в смысле, конечно, что я не хотела бы видеть вас вместе с семьями…
Ред вмешался:
– В чем дело?
– Понимаете, – начала Аманда, – мы тут подумали про ваш дом.
– И что дом?
– Вам, наверное, стало труднее за ним следить, все-таки вы с мамой не молодеете.
– Я могу следить за домом, даже если мне одну руку привяжут за спиной.
Последовала пауза; видимо, дети решали, стоит ли с ним спорить. К их удивлению, на помощь пришла Эбби.
– Разумеется, можешь, милый, – сказала она. – Но тебе не кажется, что пора бы уже больше отдыхать?
– Поле пропахать?
Дети не то засмеялись, не то застонали.
– Видите, с чем мне приходится мириться? – воззвала к ним Эбби. – Он не желает носить слуховой аппарат! А когда притворяется, что слышит меня, то несет сущую околесицу. Просто… бред какой-то! Я говорю: «Пошла на рынок за овощами», а он мне: «Барвинок с хвощами?»
– Я же не виноват, что ты мямлишь, – буркнул Ред.
Эбби громко вздохнула.
– Вернемся к делу, – бодро произнесла Аманда. – Мама, папа, мы считаем, что вам лучше переехать.
– Переехать? – хором вскричали Ред и Эбби.
– Но, папа, у тебя сердце, а мама больше не водит… Мы думаем, может быть, в резиденцию для пожилых людей? Неплохое решение.
– В резиденцию для пожилых, как же. Это ведь для стариков. Для чопорных старушенций с вечно поджатыми губами, которые давно похоронили мужей. И вы полагаете, что нам с матерью там будет хорошо? Думаете, нас там примут с распростертыми объятиями?
– Конечно, примут, папа. Да ты же им всем дома перестраивал!
– Ага, – хмыкнул Ред. – Только мы, знаете ли, с вашей мамой люди независимые. Которые справляются.
Дети явно считали, что восхищаться тут нечем.
– Хорошо, – сказала Джинни. – Пусть не резиденция. Как насчет кондоминиума? Квартирки с садиком где-нибудь в округе Балтимор?
– Все эти квартирки из картона, – отрезал Ред.
– Нет, пап, не все. Некоторые очень хорошо построены.
– А что делать с домом, если мы переедем?
– Продать, наверное.
– Продать! Кому? С начала кризиса здесь полный застой. Мы будем продавать его вечно. Думаешь, я брошу родовое гнездо? Оставлю дом гнить и разваливаться на части?
– Папа, конечно же, мы не допустим, чтобы он…
– Дому нужны люди, – перебил Ред, – и вы это прекрасно знаете. Разумеется, люди много чего портят. Царапают полы, засоряют унитазы и все такое, но это ерунда по сравнению с тем, что бывает, если дом стоит пустой. Это как сердце из него вырвать. Все в нем проседает, провисает, и сам он заваливается набок. Да я с одного взгляда на конек крыши сразу скажу, жилое это место или нет. И вы полагаете, что я способен поступить так с собственным домом?
– Рано или поздно кто-нибудь его купит, – сказала Джинни. – А пока я буду каждый день приходить и все проверять. Включать краны. Заходить в комнаты. Открывать окна.
– Это не то, – вздохнул Ред. – Дом все равно почувствует.
Эбби спросила:
– Дети, а вы не хотите его купить? За доллар. Или как там это делается.
Воцарилось молчание. Ее детей вполне устраивали собственные дома, и Эбби это знала.
– Он так долго служил нам верой и правдой, – произнесла она с тоской. – Помните, как нам тут было хороню? А я помню, как приходила сюда еще девочкой. А уж сколько мы сидели здесь на крыльце, когда ваш папа за мной ухаживал! Помнишь, Ред?
Он досадливо отмахнулся.
– А как я привезла сюда Джинни из больницы? – продолжала Эбби. – Малышка, три денька от роду. В ажурном одеяльце, которое бабушка Далтон связала крючком еще для Мэнди, и так завернута, что прямо не ребенок, а маленькое буррито. Я вошла с ней в дверь и говорю: «Это твой дом, Джинн Энн. Здесь ты будешь жить и здесь будешь очень счастлива!»
Глаза Эбби наполнились слезами. Дети уткнулись взглядами в собственные колени.
– Ой, ладно. – И она издала какой-то дребезжащий смешок. – Послушайте, зачем беспокоиться о том, чего еще неизвестно сколько ждать? Клэренс ведь пока жив.
– Кто? – переспросил Ред.
– Бренда. Она имеет в виду Бренду, – пояснила Аманда.
– Жестоко куда-то перевозить Клэренса на старости лет, – объявила Эбби.
После этого, похоже, ни у кого не осталось сил продолжать дискуссию.