Диего развел руками:
— Поэтому теперь они осознали, что в самом скором времени могут остаться вовсе на улице. А я и мои деньги…
— Понятно.
— И еще, возможно, это лишь совпадение… Мне хотелось бы думать, что совпадение, но третьего дня мой жеребец. Не то чтобы это вовсе невозможно, у Мрака норов всегда был дурным, однако конюха своего он знал и подпускал к себе. У меня несколько разболелась нога… Старый перелом, о котором домашние не знают. Я стараюсь не говорить о своем здоровье, но как бы там ни было, я попросил вывести Мрака, чтобы не застаивался.
Об этом недавнем случае Диего рассказывал куда более нервно, нежели обо всей своей предыдущей жизни.
— Когда конюх сел в седло, Мрак… Конь словно взбесился, он метался по двору, а когда скинул наездника, то врача звать было бесполезно.
— И если бы не нога…
— Да, я при всем своем умении не настолько самоуверен, чтобы полагать, будто удержался бы в седле. Нет, а не так давно мне сестрица принесла вина с травами. Не то чтобы это было подозрительно, но прежде она не проявляла такой заботы. Конечно, я вино пить не стал, и это ее несказанно разочаровало. Понимаете, это ведь мои родные!
— Которые являются прямыми вашими наследниками.
— Именно. И если дело все-таки в деньгах, я не хочу до конца дней своих опасаться удара в спину. Да и думать, что кто-то из них… мучительно. Я даже матушку свою подозревать начал. А это…
Диего передернул плечами.
Неприятно?
А зря. Альваро мог бы рассказать множество историй про любящих родственников, чьими заботами многие достойные люди до срока уходили в мир иной.
— Вы мне поможете?
Кошель с монетами был хорошим аргументом. Да и паренек, со всей его наивностью, нравился Альваро. Жаль будет, если его на тот свет спровадят.
Их не беспокоили.
Про них вообще словно бы забыли, и Алина чувствовала себя на редкость неловко. Она не привыкла ничего не делать. Но если делать, то что?
Макс ушел и не сказал, ни куда уходит, ни когда вернется. Он, конечно, не обязан отчитываться, но все равно было грустно.
Алина огляделась.
Хватит.
Ее ведь никто не запирал, и, значит, она имеет полное право покинуть комнату. Пройтись по дому, осмотреться. Вдруг да увидит что-то. Нет, она далека была от мысли о слежке, более того, это казалась смешным. Ну какой из Алины шпион?
Ей просто невмоготу сидеть.
Алина выглянула за дверь.
Пусто.
И коридор тянется, тянется… А она идет, разглядывает то лепнину на потолке, то ковер с бордюром, то картины на стенах. Вряд ли, конечно, подлинники, но если копии — то высшего качества.
— Дорогая, будь осмотрительней. — Этот голос донесся из-за приоткрытой двери. — Ты же не хочешь разрушить все?
— Не учи меня. — Алина узнала голос Варвары.
— А кто еще будет тебя учить? Наберись терпения…
— Ты всю жизнь требуешь набраться терпения, и что в итоге?
— А что в итоге? — ласково спросила незнакомая женщина. — У нас есть дом, есть деньги…
— Дорогая Женечка. — Голос Варвары сочился ядом. — У нас есть право жить в этом доме. И жалкие гроши, которые достались нам лишь потому, что Маринке надоело судиться. А сейчас…
Алина остановилась.
С одной стороны, подслушивать явно нехорошо, с другой — не для того ли Макс ее взял?
— Сейчас мы немного подождем, а потом…
— А потом Стасик выставит нас из дому, — фыркнула Варвара.
— Ну почему? Главное, найти к человеку подход… И я говорю не о том, который через постель.
— На что ты намекаешь?
— Намекаю? Дорогая, я прямо говорю. Завязывай со своим романом. Или ты и вправду полагаешь, что он на тебе женится?
— Ты…
— Я не глухая и не слепая, как не была глухой и слепой Марина. И да, пожалуй, тогда я понимала, для чего тебе это. И всецело поддерживала — этого ублюдка следовало выставить из дому!
— Женька, ты…
— Я двадцать семь лет уже как Женька… Думаешь, я глупая? Не отвечай, Варенька. Вы все думаете, что я глупая… Как же, сижу, с кружевом ковыряюсь, рисую картинки, шью куклам платья. Взрослые люди такой ерундой не занимаются. Взрослые люди играют во взрослые игры.
Женщина хихикнула, и Алина отступила от двери на шаг.
Показалось вдруг, что сейчас дверь распахнется, и женщина погрозит Алине пальцем: нехорошо подслушивать чужие разговоры!
— Так вот, дорогая моя сестричка, очнись уже. Я видела, как ты вешаешься на Стасика и как шастаешь на сеансы живописи. Где проходили? На тахте? Или сразу на полу? Ты ж у нас особой разборчивостью не отличаешься.
— Знала, и ничего не говорила?
— А кому и что я должна была сказать? — притворно удивилась Евгения. — Тебе? И что бы ты ответила? Дай угадаю, сказала бы, что не моего ума дело… Пускай и вправду не моего. Стасику? Он взрослый мальчик, понимал, что делает. Гошке? Если он так слеп, что ничего не видел, то это его проблемы.
— Марине.
— Ах, Марине… Думаешь, она бы меня поблагодарила? Да она распрекрасно знала о вашем романе! Но делала вид, что понятия не имеет, чем вы там в мастерской занимаетесь. Закрывала глаза. И раскрой я их, она не преисполнилась бы ко мне благодарности. Как знать, не меня ли сочли бы виноватой, а там и нашли бы предлог избавиться…
Воцарилось молчание.
— Я все ждала, когда ее терпение иссякнет и она…
— Выставит из дома меня? — нервно произнесла Варвара. — Ты на это надеялась, дорогая сестрица?
— Прежде всего я надеялась, что она выставит этого альфонса, но не стану кривить душой, что сильно бы скучала по твоему обществу…
— Ты… стерва!
— На себя посмотри, — мягко ответила Евгения. — Или утверждаешь, будто всегда действовала исключительно в наших общих интересах? Но это в прошлом, Варенька. Теперь нам следует держаться вместе. Расклад простой. Или мы, или Стасик. И не думай, что теперь ты будешь ему интересна.
— Буду интересна…
— Если ты рассчитываешь, что его удержит беременность, то забудь. Папочку нашего и трое детей не удержали. Конечно, ты можешь родить, подать в суд на установление отцовства, стребовать алименты, но это долгий путь, Варенька.
— Откуда ты?..
— Смотреть умею. В последнее время ты стала поздно вставать, а за столом почти не ешь. И как-то тебе дурно стало… Помнится, тогда у Марины новые духи появились?.. Беременные резко реагируют на запахи.