Максимум… ага, Алина от позора умрет, если ее поймают.
— И раньше ты как-то поживей была, что ли…
Раньше.
Теперь Алина повзрослела, хотелось бы думать, что и поумнела, но вот насчет этого закрадывались некоторые сомнения. Она же не отказала Максу, а сидит вот, думает, как бы исполнить задание и не попасться.
Похоже, горбатого могила исправит.
И Алина взяла флешку, сжала в кулаке.
— Я, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как можно более уверенно, — я все сделаю.
Утро началось с появления щебечущей медсестрички, процедур и визита доктора, который был настроен более чем оптимистично. И следовало признать, этот оптимизм изрядно действовал на нервы.
— Великолепно. Все очень хорошо… — Он смотрел на ногу Алины так, будто бы та была по меньшей мере произведением искусства. — Чудесно даже.
Чудесно…
Лифт и подвал, на подвал непохожий. Стены, расписанные фресками. Шары фонарей на тонких нитях. Циновки. Подушки. Низенькие диванчики. И ненавязчивая расслабляющая музыка.
Приветливый администратор.
И перечень процедур, на которые записали Алину без ее, между прочим, согласия.
…обертывание.
…спа.
…массажи.
…и еще что-то… Ее разложили на столе, мяли, обмазывали не то грязями, не то питательными и лечебными смесями, оборачивали простынями, что-то говорили-говорили, а она слушала и кивала, пытаясь понять, кто же из девочек был тем самым косметологом, которого ей следует расспросить.
Впрочем, вскоре, несмотря на все усилия, Алина задремала.
Она лежала на столе, больше похожем на низкую длинную тумбу, и, пребывая в полудреме, слышала каждое слово. Даже не слово, звуки долетали четко, ясно…
…Вот хлопнула дверь, что было странно, потому что двери здесь закрывались мягко.
…цокот каблуков по полу.
…и гортанный низкий голос:
— Что тут у вас?
— Ничего. — Девушка, обертывавшая Алину тканью, не стала скрывать недовольства. — Неужто тебе, Галочка, стало интересно, что же тут происходит?
Говорила она тихо, да и находилась где-то рядом, в соседнем, надо полагать, помещении.
— Да нет, она просто вспомнила, что клиентка к ней записана… Только поздновато. Мы уже все сделали.
— Ну и молодцы. — Раздражение в полусне было ярко-желтым, и Алиса согласилась, что это подходящий цвет.
— Процедуры запишем на себя.
— Не забывайся!
— Не забываюсь. — У первой девушки голос был высокий, с визгливыми нотами. — Это ты, Галочка, забываешься! Думаешь, по-прежнему тут королевой будешь?
— А тебе завидно?
Желтый. И еще лиловый, оттенка молодой сирени.
— Если я на тебя пожалуюсь… — Галина выразительно замолчала.
— То я пожалуюсь на тебя. Ты на полтора часа опоздала! На полтора! А что, если бы мы заняты были?
— Но вы же не были, — фыркнула Галина. — Что неудивительно… К вам, криворуким, никто и не записывается. Да и подождала бы… Невысокого полета птица.
Это уже было сказано про саму Алину, и, наверное, стоило бы обидеться, но в нынешнем ее расслабленном состоянии обижаться не хотелось.
— Ты бы поумерила пыл, — заметила вторая девушка, которой совсем не хотелось ввязываться в ссору. — Марины-то больше нет, и, если думаешь, что твои шуточки и дальше терпеть станут… Смотри, доиграешься. Укажет Арнольдик на дверь, что тогда делать будешь?
— Не укажет. — Галина это почти прошипела. — Он у меня… они все у меня вот где! А ты, Динка, не языком трепала бы, а шла б работать… Дальше я здесь сама, и не приведи боже, если у клиентки от ваших манипуляций аллергия начнется… Чем вы ее мазали? Господи, Динка! Ну я же просила не трогать эту банку! Какого черта ты к моим запасам полезла! Своих нет?
Зеленое.
Страх?
Чего она, Галина, испугалась?
— Клиентка-то твоя…
— Но процедуры вы на себя записывать собрались. — Галина со страхом справилась быстро. — И если вдруг случится что, то вам и отвечать! Я же говорила, у меня авторская косметика! Она не для всех подходит, не дай бог посыплет…
— Не посыплет, — уверенно ответила Динка. — Если ее от той дряни, которой она до того мазалась, не посыпало, то и твои примочки прокатят.
…дальше разговор стал не интересен.
И Алина уснула.
Разбудили ее прикосновения, и еще назойливый аромат роз, от которого в носу засвербело. Алина чихнула и открыла глаза.
— Уснули? — Над ней возвышалась немолодая полноватая брюнетка, некогда, несомненно, красивая и сохранившая остатки красоты.
Она следила за собой и, несомненно, знала толк в косметике, но ни мицеллярные воды, ни скрабы, ни прочие ухищрения не способны были остановить время. И возраст этой женщины, ее нынешние «слегка за тридцать» ощущался остро.
— Бывает. — Она приветливо улыбнулась, но синие глаза, слишком яркие, чтобы цвет этот считать натуральным, остались холодны. — Это хорошо, тело расслабляется, так и надо. Но пришло время вставать. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, — не слишком уверенно ответила Алина.
Хотелось плакать.
Беспричинно.
И это было странно, потому что прежде Алина плакала исключительно по вескому на то поводу. Она шмыгнула носом, но от слез удержалась. Не хватало.
— Давайте мы вашим лицом займемся. Тело — это хорошо, но в вашем возрасте особого внимания не требует. Вы еще так молоды. — Голос Галины изменился, в нем появились нежные бархатные ноты. — А вот о лице надо заботиться с рождения…
Она говорила что-то еще, Алина же целиком сосредоточилась на том, чтобы не разреветься. Да что с ней такое? Откуда взялась эта странная тоска, разъедающая душу. Алина стояла под теплым душем, кажется, массирующим и полезным, и глотала слезы. Но это же ненормально, то, что с ней происходит! Разве после посещения косметического салона женщина не должна чувствовать себя обновленной и прекрасной?
Галина помогла выползти из душа, усадила в кресло на колесиках, как инвалида, право слово. Хотя именно инвалидом Алина себя и ощущала. Ее отвезли в другой кабинет. Вновь заставили пересесть, закрутили в несколько мягких полотенец…
Галина массировала лицо, намазывала, стирала и вновь чем-то намазывала. Попутно говорила о погоде, о ценах на местном рынке, о косметике и журнальных сплетнях… О Марине она заговорила сама.
— Вы выглядите расстроенной, — с упреком произнесла она. — Что-то не так? Вам плохо?
— Нет, — неловкая ложь. — Просто как-то… настроение…