Курский излом. Решающая битва Великой Отечественной | Страница: 185

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В более тяжелом положении оказалась бригада «пантер». По штату она имела 192 линейных танка и 8 машин штаба 39‑го тп. В ходе марша от железнодорожной станции в район сосредоточения в тактической полосе 48‑го тк из–за возгорания в моторном отделении две «пантеры» сгорели полностью. Это были первые потери, еще до начала наступления. Судя по данным журнала боевых действий 48‑го тк, при дальнейшем движении на исходные позиции через село Мощеное в район Бутова вышли из строя еще 38 танков. Примерно в 8.20 бригада была готова ввести в бой 160 «пантер». Согласно тому же донесению штаба корпуса, к исходу дня 6 июля в строю осталась лишь пятая часть — 40 боевых машин.

Большая часть Т-5 — более сотни танков вышло из строя по техническим причинам и требовало ремонта. Но в боевых условиях и командованию 48‑го тк, и 4‑й ТА, в общем–то, было все равно, по каким причинам они вышли из строя. Главное в другом: ударное объединение ГА «Юг» лишилось почти одномоментно такого значительного количества боевой техники — более чем полнокровного танкового полка дивизии. Причем, как покажут дальнейшие события, несмотря на огромные усилия ремонтных подразделений, восстановить ее и использовать сразу в боях хотя бы 100 «пантер» в самый нужный момент Кнобельсдорфу так и не удалось. А ведь на эти силы в плане «Цитадели» делались расчеты, ставились им определенные [588] цели и задачи и немалые. И все рухнуло. Резкая потеря боеспособности бригады и серьезные проблемы с ее использованием, наряду с существенным отставанием войск АГ «Кемпфа», оказали очень существенное негативное влияние на действие войск 4‑й ТА в ходе первого этапа операции и явились важными факторами, «обрушившими» «Цитадель».

Легенды Огненной дуги, или Как писал историю Курской битвы генерал Н. Ф. Ватутин.

С началом вражеского наступления для командования Воронежского фронта была решена одна очень важная проблема — будет ли наступать противник или нет. Но сразу же возникла новая — где, на каком рубеже наши войска остановят немцев? Н. Ф. Ватутин нацеливал командный состав фронта на то, чтобы удержать противника в системе первых двух полос армейской обороны. И ни в коем случае не допустить прорыва его соединениями третьего (тылового) рубежа. Вероятно, и для себя Николай Федорович поставил именно такую планку. Это не было лишь его решением, такую задачу ставила и Ставка ВГК. На ее решение были нацелены все шаги фронтового руководства и в период подготовки обороны, и в течение первых двух суток боев. Однако враг оказался намного сильнее, чем ожидалось. Уже в первые двое суток операции начали рушиться готовившиеся месяцами планы отражения удара. Несмотря на мощные заграждения и укрепления, танковые соединения ГА «Юг» успешно преодолевали уже две позиции армии И. М. Чистякова. На прорыв и закрепление первой полосы ушло около 18 часов, второй и того меньше. Столь стремительный успех врага вызывал тревогу, нервозность в штабе фронта с каждым часом нарастала. И хотя операция проводилась по давно отработанному плану, в этот момент в действиях Н. Ф. Ватутина начинает ощущаться неуверенность, стремление решить большой и сложный вопрос наскоком, одним махом, при этом командующий не всегда учитывал реалии складывающейся обстановки. Николай Федорович нервничал, он понимал — враг захватил инициативу, и лихорадочно искал способ переломить ситуацию, навязать противнику свою волю. С этим связана и череда контрударов, которые то планировались, то отменялись, вновь планировались и переносились. Такое «дерганье» войск связано не только с предельно сложной оперативной обстановкой, но и с отдельными качествами характера Н. Ф. Ватутина, его стилем работы, а также низким уровнем профессиональной подготовки и оперативного кругозора высшего комсостава фронта, [589] из–за чего командующий фронтом в полной мере не мог положиться даже на некоторых командующих армиями.

Характерной особенностью всех этих контрударов была их слабая проработанность, не всегда оправданная спешка, даже когда было время, и переоценка возможностей своих войск, прежде всего бронетанковых соединений. Связано это с тем, что основную работу по их планированию проводило руководство общевойсковых армий. Штаб фронта после постановки общих целей и задач армиям во многом отстранялся от дальнейшего планирования, отдавая всю основную работу на откуп армейским штабам. Уровень подготовки их офицеров и генералов не позволял качественно и всесторонне отработать все вопросы взаимодействия родов войск. В управлениях общевойсковых армий, каковыми являлись все армии фронта первого эшелона, слабо разбирались в тактике бронетанковых войск, не знали толком особенности и возможности техники, уровень подготовки личного состава корпусов и бригад. Отделы БТ и MB армейских штабов не могли оказать реального влияния на решения командарма из–за своей малочисленности, плохой подготовки офицеров и их низкого авторитета. Ключевые же фигуры в армейском руководстве также не имели опыта управления танковыми соединениями и планировали их использовать как и общевойсковые корпуса и дивизии. При этом совершенно не учитывались такие важные факторы, как условия местности для развертывания бронетанковых соединений, их прикрытие с воздуха, качественное превосходство немецкой бронетехники над нашей, а также реальные боевые возможности танковых частей и соединений. Напомню, что, например, численность и огневая мощь советского отдельного тяжелого танкового полка численностью 21 танк была соизмерима с танковой ротой противника. А огневая мощь нашей танковой бригады заметно уступала возможностям немецкого танкового батальона.

В то же время надо подчеркнуть, что в это время проблема правильного применения бронетанковой техники и вооружения была очень актуальной для Красной Армии в целом. Появление в конце 1942 г. приказа НКО № 325 — тому подтверждение. Кроме того, командование фронта, в том числе и не по своей вине, было вынуждено решать танковыми соединениями несвойственные им задачи из–за нехватки иных видов вооружения, например артиллерии. Об этом остановлюсь в конце главы.

Вместе с тем увязывание взаимодействия между армиями, участвующими в контрударе, шло в основном через штаб фронта. Это отнимало много времени, особенно при вызове [590] авиации для прикрытия войск или уничтожения вражеского узла сопротивления перед наступающими соединениями.

Обо всем этом прекрасно было осведомлено управление БТ и MB фронта. Именно оно должно было включаться в разработку крупномасштабных боевых действий, обязательно выполнять экспертные функции еще на стадии формирования задач. Генерал–лейтенант А. Д. Штевнев был лишь две недели как назначен командующим БТ и MB фронта, в дела фронта еще не вник. Возможно, поэтому не чувствовалось влияния профессионалов–танкистов его управления на то, как используются танковые корпуса и армии в ходе контрударов. Управление занималось лишь техническим обеспечением войск и частично контролем исполнения приказов, полностью переложив решения всех вопросов, возникавших в ходе боевых действий, на оперативное управление штаба фронта, а проблемы увязывания взаимодействия танковых корпусов со штабами общевойсковых армий — на плечи командиров корпусов. О том, как налаживалось это взаимодействие, видно на примере 5‑го гв. Стк. Управление БТ и MB уже с первых часов вражеского наступления должно было обязано по крупицам собирать, быстро обобщать и систематизировать информацию об особенностях применения танков, новшествах в тактике противника в ходе этой операции и передавать свои Оценки и выводы командованию. При этом крайне важно было акцентировать внимание на слабых местах, проблемах собственных войск, добиваясь их устранения. Штаб БТ и МБ Воронежского фронта этого не делал. Судя по ставшим сегодня доступным исследователям документам, там царили инертность и благодушие.